Созданные для любви

В общем, я дала себя убедить и в один прекрасный день отправилась в Москву. Налаживать жизнь. Я думала: ладно – осмотрюсь, пойму, что и как, найду садик для Леночки… По дороге я три раза хотела вернуться, один раз даже вышла на перрон с чемоданом. Но как-то доехала до Москвы. И осмотрелась, и садик нашла – но снова дала себя убедить, что Леночке лучше до школы пожить с бабушками. Первое время я ездила к ним каждую неделю – в пятницу отпрашивалась пораньше и бежала на вокзал, а в понедельник прямо с вокзала бежала на работу. Это было очень тяжело. Тогда я стала ездить через выходные, потом – раз в месяц. Всю дорогу в Козицк я трепетала: хотя мы все время перезванивались, я боялась, что бабушки что-то от меня скрывают, чтобы не расстраивать. Но каждый раз оказывалось, что все в полном порядке – и Леночка, и бабушки живы и здоровы.

Всю обратную дорогу я рыдала: так мучительно было отрываться от моей дорогой девочки, такой милой, такой прелестной, такой ласковой! Правда, постепенно она стала все больше отвыкать от меня и встречала уже не с таким восторгом, как раньше, когда от ее крика: «Мама приехала!» звенели стекла. Каждый раз мне приходилось заново завоевывать ее любовь. Обычно все налаживалось только к воскресенью – тем тягостней было наше расставание. Конечно, я приезжала на все праздники, и в отпуск брала Леночку с собой – когда она стала чуть постарше. Так дальше не могло продолжаться – я чувствовала, что бабушки отбирают у меня ребенка! И я решила, что в школу Леночка пойдет в Москве. И опять у меня ничего не вышло! Услышав о моих планах, бабушки сначала не сказали ни слова. Маняша, по-моему, не так уж сильно и расстроилась: она все еще работала, к тому была же председателем профкома и занималась многочисленными общественными делами. А Онечка ушла к себе и легла на постель лицом к стене. Не вставала она два дня. Я вся исстрадалась и не знала, как и подойти к ней. Наконец, она сама пришла ко мне. Пришла и… тяжело опустилась на колени:

– Сонечка, ангел мой! Не забирай Леночку, умоляю! Подожди, пока помру…

Я кинулась ее поднимать, мы обе плакали и целовали друг другу руки. И я поняла, что не смогу забрать ее последнюю радость. Сколько ей еще осталось-то в самом деле?! Онечке было уже 84, и никто не предполагал, что она проживет еще почти десять лет…

Не знаю, зачем я все это пишу.

Наверно, хочу оправдаться.

Перед Леночкой, перед самой собой.

Да что-то плохо получается.

Пока бабушки растили мою дочь, я занималась своей карьерой. Не специально, просто так получилось. Сразу после института меня с моим красным дипломом пригласили работать в одно учреждение, чей адрес стыдливо прятался за номером почтового ящика – очень закрытое, весьма секретное и чрезвычайно научное учреждение, откуда я почти сразу ушла в декретный отпуск, так и не успев совершить никаких особенных открытий. Впрочем, я их и потом не совершала. Марии Склодовской-Кюри из меня не вышло. Поначалу мои коллеги и воспринимали меня как девочку на побегушках, способную только точить карандаши и подавать ластики. Заведовал нашим отделом Марк Александрович Свидовский, доктор физических наук, человек уже пожилой. Он относился с полным небрежением к составлению разного рода отчетов, соцобязательств и прочей бюрократической ерунды, свалив это на меня. Скоро я стала представлять его и на разного рода формальных совещаниях, вызывая оживление у присутствующих там мужчин – ведь я была самой красивой женщиной в институте.

Но оказалось, что, кроме красоты, у меня есть и хорошие организаторские способности: я легко строила своих «Ландау» и «Курчатовых», вдохновляя их к новым свершениям и заставляя вовремя сдавать отчеты. К тому же я умела обращаться с начальством, легко выбивая средства и необходимое оборудование, и могла внятно обосновать необходимость переноса сроков выполнения работы, когда это было нужно. Так что, когда Свидовский ушел на пенсию, я стала его естественной преемницей и единственной женщиной среди заведующих отделами, да еще такой молодой. Но только в стенах родного «ящика» я была женщина-кремень или «танк на шпильках», как меня прозвали коллеги. Выходя за ворота, я превращалась в мокрую тряпку под ногами Евдокимова.

Да, он снова появился в моей жизни. Нет, он не стоял на коленях с букетом роз перед моей дверью! Попросту не смог бы, потому что его правая нога была в гипсе, а в руках костыли. Жалкое зрелище. Не знаю, почему я его впустила.

Конечно, он был отцом моей дочери…

И мне было так чудовищно одиноко без Леночки…

И потом…

Я все еще его любила.

Не помню, какую лапшу он навешал мне на уши в этот раз, да это и не важно. В общем, он остался и вроде бы раскаялся, и я даже стала надеяться, что мне все-таки удастся создать нормальную семью, где у моей девочки будут не только бабушки, но и мама с папой. А потом я встретила его жену. В магазине «Ванда» на Большой Полянке. В очереди за польской косметикой. Конечно, мы с ней знали друг друга в лицо и даже пару раз говорили по телефону. Ничем хорошим это правда не закончилось. А тут она сама подошла ко мне:

– Привет!