Созданы друг для друга

Детки их мажорные, рулившие бизнесами папаш с презрительными мордами в адрес тех, кто ниже их по социальному статусу, рассекавшие с чувством властителей мира на спортивных тачках за миллионы долларов по улицам Москвы, сидевшие в креслах владельцев банков и предприятий, ни хрена никогда не сделавшие в жизни сами, не заработавшие ни рубля – они сломались самыми первыми, не бойцы оказались. А оставшись голыми – без работы, без тачек, бабок, связей и папочкиной поддержки, такое принялись вытворять, что «мама дорогая!».

Влад посодействовал, чтобы двоих из этих деток посадили по очень неприятным статьям: групповое изнасилование, участие в принудительной сексуальной эксплуатации, распространение наркотиков и педофилия. Между прочим, все обвинения совершенно обоснованы и доказаны, эти упырьки, министерские отпрыски, совершили их с особым упоением, тащась от собственной вседозволенности и теша свое извращенное существо, насилуя малолетних девочек.

Когда Гарандина увидел в зале суда отец одного из обвиняемых, он дико заорал каким-то истеричным, бабским фальцетом, покраснев лицом от натуги и ненависти и тыкая во Влада пальцем.

– Ты! – брызгал он слюной. – Ты все подстроил!!! Обокрал, разорил, по миру пустил!!! Все ты!! Сына моего посадил, – задыхался от ярости этот некогда могущественный и недосягаемый человек.

Влад посмотрел ему прямо в глаза, без сожаления или торжества и без улыбки, и обозначил легкий намек на поклон головой.

– Убью! – орал поверженный враг. – Найду и убью! Раздавлю гадину! Раздавлю…

И вдруг захрипел горлом, закатил глаза и начал заваливаться на спину под перепуганные крики сидевших в зале.

Владислав Олегович Гарандин развернулся и неспешной походкой удовлетворенного хорошо сделанным делом человека вышел из зала суда, отчетливо понимая, что те двое, которые получили сегодня реальные сроки, вряд ли протянут на зоне с такими статьями дольше года. Лично он больше чем на восемь месяцев не поставил бы.

И прямо от здания суда, сопровождаемый охраной, ставшей в последнее время неотъемлемой частью его жизни, Влад поехал на кладбище к отцу, по дороге купив букет разноцветных роз, которые больше всего нравились Олегу Дмитриевичу.

Он долго сидел возле могилы, не чувствуя никакого сожаления или мутного осадка прошлых обид, поднимающегося из глубины сознания, лишь какую-то необычную, незнакомую пустоту внутри, и разговаривал с ним, словно отчитывался о проделанной работе. И неожиданно подумал: и что дальше?

Все эти годы его вела главная цель – восстановить справедливость и «воздать всем по делам их». Ради этого он и пер вперед буром – не ради наживы как таковой, не из «любви к деньгам», он относился к растущему богатству исключительно как к инструменту для достижения своей главной цели.

Ну вот восстановил и воздал. И что? Какая теперь цель жизни? Устремленность к чему?

– А теперь будем становиться самыми богатыми людьми мира, – указал ему новую цель Макс.

– Зачем? – спросил его Влад.

– Потому что можем, потому что это высший пилотаж и потому что это другая жизнь, в которую вхожи единицы, – разъяснил Макс. – Неограниченные возможности, мир в его лучшей, виповской, лакшери, версии принадлежит тебе. Все самые великие достижения доступны тебе. Это круто, брат. И я хочу это испытать.

– Ну ладно, – без особого энтузиазма согласился Влад. – Давай!

И их с Максом понесло конкретно.

Влад изменился, как-то очень быстро перестроившись с четкого спокойного достижения определенной цели на деловитое зарабатывание денег и увеличение капитала, просто потому, что это стало делом его жизни. Ну и потреблял сопутствующие его статусу удовольствия, стремясь испытать, посмаковать вип-жизнь самой верхушки богатых людей мира.

Дотянуться до небес и устроиться там с комфортом.

Он и не заметил, да и не мог, наверное, заметить, как меняются его мышление, его привычки, его жизнь, его мировоззрение и чувствование мира, жизни, восприятие себя как личности, как делового человека, как человека, облеченного немалой властью.

– А жены? – спросила Дина, когда Влад надолго замолчал, и пояснила, когда он, посмотрев на нее, вопросительно приподнял одну бровь: – Ты забыл, что мне уже можно заходить в Интернет на целых три часа в день, и я им таки воспользовалась и прочитала всю информацию, что могла найти про тебя.

– И что, есть что-то интересное?

– Многое, – со значением склонив головку набок, заверила Дина. – Самое интересное то, что после две тысячи одиннадцатого года про тебя вообще нет никакой информации, словно ты пропал неведомо куда. Желтая пресса выдвигала в основном дикие версии на твой счет, да на телевидении несколько раз было какое-то мимолетное упоминание: сменил род деятельности. Ни громких разоблачений и триумфального побега в Лондон, ни судебных разбирательств с арестом, ни конфискаций с миллиардными исками. Размыто-непонятно: смена деятельности. Считай, как хочешь. И в соцсетях тебя нет.

– Тебя, кстати, тоже, – смотрел на нее веселыми глазами Гарандин.

– Ну, я-то понятно почему, а вот ты лошадка темная.

– Это точно, – от души рассмеялся Влад.