Создатель

Несколько проходных встреч в коридорах Юника (студенческое определение университета) закончились решительной беседой в одном из двух туалетов Факфила. На переменке, когда студенты и некоторые демократичные преподаватели стеклись в уборную покурить, Тассов завел разговор о сути "проповеди". Преподаватель истории русской литературы Кирюшин имел неосторожность сказать что-то о реакционности проповеди в царское время, и Тассов немедленно бросился на его разгром. Студенты покуривали и одобрительно посматривали на разящего иронией Тасса. Смешавшийся Кирюшин был уже готов к полной конфузии, но раздавшийся звонок отчасти спас его. Затушив сигареты до следующей перемены, стьюденты бросились к аудиториям. Тассов, гордо опиравшийся на трубу нефункционирующего унитаза, также хотел покинуть сие ристалище, но Гарри удержал туалетного Цицерона за рукав. Рома удивленно вскинул на него свои пучеглазые очи, но вопрос создателя заставил его остаться.

– А имеет ли право всякой проповедовать, али избранный токмо?!

– Ну… чтобы проповедовать, нужно быть человеком цельным!

– А вы-с? – улыбнулся Гарри, прищурившись.

– А я разорван, раздвоен!

– Разрушены что ли?

– Вот-вот, – Тассов вынул платок и обтерся.

– Чем же-с, позвольте узнать? Вихрем обстоятельств?

– Перестаньте, как вас там…

– Наркизов, да просто – Гарри!

– Эх, Наркизов… Я ведь специалист по Достоевскому.

– Неужели?! – Гарри съехидничал: весь факультет знал об этом.

– Это неважно, конечно, но…

– А мои "проповеди" слышать доводилось? – сменил тему создатель.

– Да, слышал… Скучно…

– Вот как? – обиделся Гарри. – У вас скучнее…

– Вы, извиняюсь, просто демагог, а я правды хочу, требую!

– А если ее вовсе нет?

– Возможно… – протянул Тассов, забывший про лекцию, что с ним случалось крайне редко. – Но вы-то ее тоже ищете, так?

– Кто сказал, кто сказал? – изумился создатель.

– Вы и говорите…

– Правда, она весьма проста, – пояснил Гарри. – Вы и сами знаете: когда ежедневно, ежечасно, еже… м-да! Вы сталкиваетесь со злом и ненавистью.

– Однако?

– Злом негодяев и ненавистью трусов, с завистью следящих за вашим восхождением… Когда подлецы торжествуют, а гении топчутся на месте! Люди вечно молчат, а еще лучше – злорадствуют.

– Ах, черт! – перебил его Тассов. – И вы туда же: учить и мучить, и ничего не делать…

– Я стану делать! – сказал Наркизов.

– Да-а… И что же?

– Но мне нужны, как его, союзники!

– По "мечу и оралу"? – иронично заметил Тассов.

– Ха-ха, а вы шутник! – деланно засмеялся создатель. – Только ваши шутки та же болтовня, не больше.

– Согласен, Гарри! Наша ирония – наше бессилие. Пора дело делать…

– Верю вам, Тассов! потому и зову в Круг! Там – конец болтовне, там – дело-с! – Гарри даже схватил руку Тасса.

– Как забавно вы ерс-аете! – вырвал у него руку Роман.

– К черту! Идете в Круг?

– "А знаете ли Вы, знаете ли Вы, милостивый государь, как это страшно…” – с места завелся Тассов.

– Когда некуда уж больше идти! – закончил создатель. – Верно, Рома, верно!

– Я согласен вступить! – торжественно молвил Рома.

– Ну и хорошо, ну и славненько, – радостно заюлил Гарри.

– Когда же ваше заседание, или как его там?

– А встреча, встреча-с! Я вас сразу извещу, если что наметится.

– Так я буду ждать! – Роман протянул создателю на прощание руку.

– Конечно-конечно! – создатель потряс пухлую лапку Тассова. – И до встречи, Роман Евгеньич!

– До свиданья, Наркизов, до свиданья…

Другие лица, обмороченные Наркизовым, были не столь колоритными, но у каждого была своя струнка, свой загиб в обоих полушариях. По большей части будущие "круговцы” были студентами университета, но оказался среди них и представитель самого доблестного класса Роскомреспа рабочий Федька Кораморов. Некогда и он учился в вузе, но решением ректората был отчислен за "недостойное поведение", то есть за пьянку и мордобой. Попав после этого в пролетарскую среду, Федька и там заимел авторитет у "товарищей рабочих", получив кличку Силыч. Сам облик Силыча вполне соответствовал данной ему кличке: Федька был коренаст, физически крепок, вечно угрюм, он имел могучие плечи и просто звериный взор темных глаз. Друзей в Юнике у него практически не осталось, так как Кораморов быстро усвоил язык пролов и их повадки, а студентам это не очень нравилось. Однако Силыч упорно продолжал посещать Общий Дом университета (в основном, по женскому вопросу). Случайно встретившись там с Гарри, Федор был сразу же сражен интеллектом создателя. Он уважал силу в любом ее проявлении и потянулся за Наркизовым, как за сильным духом. Создателю такой Силыч был просто необходим.