Создатель ангелов

«Виктор, в каждом человеке скрываются силы, которые берут верх над волей и разумом. Можно делать много добра, но в конечном счете все равно придется искупать зло, которое ты причинил. Поэтому недостаточно только делать добрые дела. Со злом тоже надо бороться. Я делал это слишком мало. К сожалению, пути назад уже нет.

На тебе нет вины. Запомни это. Ты добился большего, чем кто-либо ожидал. Ты можешь собой гордиться.

Твоя мать тоже гордилась бы тобой. Она была благочестивой и доброй христианкой. И это ты тоже запомни. Я знаю, что она очень хотела дать тебе много любви, но и в ней таилось что-то, что было сильнее ее. Надеюсь, ты сможешь простить ей это.

Мне не надо прощать ничего. Я этого не заслуживаю. Я должен был нести свою ответственность, но никогда не делал этого. Подобные вещи непростительны. Кто дает детям жизнь, должен о них заботиться. Никогда не забывай этого.

Что касается практических вещей. Все здесь остается тебе. Дом, имущество, деньги и, конечно, медицинская практика. Ты всегда хотел стать врачом, теперь ничто и никто больше не стоит на твоем пути.

Я желаю тебе больших успехов и удачи.

Твой отец».

Слова отца потрясли Виктора. Не его поступок, даже не его смерть, а именно слова. Они пошатнули основания, на которых Виктор построил свой мир. Он всегда исходил из того, что достаточно делать добро, а злу надо только не поддаваться. Зло ведь пыталось бороться со всем, что делает добро. Но, значит, выходит по-другому. Кто делал добро, должен был еще и бороться со злом. Это оказалось совершенно другое понимание, которое ему открыли внезапно. Оно повергло Виктора в раздумья, и прежде всего заставило сомневаться. Он засомневался впервые в жизни. В том, что знал. В том, что сделал. И в том, что собирался сделать. И визит пастора Кайзергрубера в тот же день еще больше усугубил ситуацию.

Скрепя сердце, пастор Кайзергрубер отправился к Виктору Хоппе поговорить о похоронах. Ему хотелось как можно меньше оставаться с ним с глазу на глаз, и поэтому он сразу сказал все, что собирался:

— Я хочу, чтобы все было скромно, ты ведь понимаешь меня?

— Нет, не понимаю, — ответил Виктор.

— Так нельзя. На самом деле, этого делать нельзя.

— Что нельзя?

— Проводить по твоему отцу поминальную службу.

— Я этого и не хочу.

— Он так хотел.

— Он хотел?

— Он оставил распоряжения. Относительно похорон. Разве ты их не видел?

Виктор покачал головой.

— Он хотел быть похоронен рядом со своей женой, твоей матерью. Он хотел этого ради нее. И хотя на самом деле этого делать нельзя, мы не будем препятствовать. Но все будет скромно. Никакого хора, никаких речей. Скромно.

— Почему этого нельзя?

— Потому что… Ты и сам знаешь. Все знают об этом. Каждый мог его видеть.

— Потому что что? — продолжил настаивать Виктор, к вящему раздражению пастора.

— Господь этого не разрешает.

— Чего не разрешает Господь?

Он рассуждает как ребенок, подумал Кайзергрубер, каждый ответ вызывает новый вопрос. Чтобы предотвратить дальнейшее развитие этой дискуссии, он решил внести полную ясность.

— Самоубийство, — сказал он прямо.

— Где об этом сказано?

— В Библии.

— Где именно в Библии?

Пастору постепенно становилось не по себе. Ему перечили очень редко. А еще хуже было то, что возразить было нечего, потому что он и сам не знал, где именно в Библии написано о том, что нельзя кончать жизнь самоубийством. И тем не менее он назвал один стих. В конце Евангелия от Матфея, где речь шла о самоубийстве Иуды.

— Матфей, двадцать семь, стих восемнадцатый.

— И понял, что предали они Его из зависти, — ответил Виктор, к удивлению пастора, и тут же добавил: — Этого нет в Библии. Об этом ничего нет в Библии.

Пастор был сбит с толку, но быстро собрался с мыслями.

— Это запрещено церковью! — сказал он решительным тоном. — Жизнь — это дар Божий. И мы не можем самовольно ее уничтожать. Не в нашей власти решать вопрос жизни и смерти. Это должен делать Он! Бог дает, и Бог забирает, и никто другой!