Точно. Красиво. Нестандартно, начиная от стрекозы на фоне звезд и заканчивая абсолютной сумасбродностью героев. Но если бы Алексея кто-то спросил, и он, пусть и не сразу, но смог бы сформулировать почему, собственно, он выделил похождения по Темной Зоне среди множества более современных фильмов, то он сказал бы именно это. Красота вопреки нарушению стандартов. Более того, красота, возникшая только после ухода от привычного.
Но Лексу повезло – таких вопросов ему никто не задавал. Иначе бы ему пришлось думать, объяснять что-то. Ему не жалко, он бы сумел все проанализировать, его чувства приобрели бы слова, а образы легли бы в предложения. И он легко все это отдал бы вопрошающему. Он боялся другого, того, что после этого чувство так и останется лежать где-то внутри него; не целостное, чистое и незаляпанное, а аккуратное, стерильное и разложенное по полочкам. Синтетическое. Ставшее пластиковым сразу после того, как подверглось вниманию.
Сегодня их учили маслу. Для Лекса это оказалось интересней акварели, но все-таки даже масло уступало компьютеру. Хотя Лекс не сравнивал, у него даже мыслей таких не возникало. Просто если бы на полке лежала акварель, а на соседней – масляные краски, то он не раздумывая выбрал бы второе. И даже не смог бы объяснить, почему. А дома использовал каждую минуту до возвращения отца с работы, чтобы повозиться со своими набросками на экране. Отец не возражал, но у них установилось жесткое правило – Лекс может использовать его компьютер только пока отца нет дома. Ему еще повезло, что мать вообще не переносила компьютер и садилась за него только в крайнем случае. Домой она возвращалась обычно раньше отца.
Блеклость зимы мешала ему жить. До сегодняшнего дня. Сегодня учитель не только показал им новые приемы при использовании масляных красок, но и поменял его взгляд на это время года. Он понятия не имел об отношении Лекса к зиме. Всего лишь в одном упражнении взял краски и нарисовал оттенки белого. Ничего необычного – ведь за окном властвовал снег, вот учитель и рисовал белое. Все оттенки, останавливаясь на каждом и подробно объясняя, когда и какой следует использовать. Стоило бы использовать, если бы он был на месте учеников. Вот этот – слегка розоватый – это закат, отражающийся на сугробах. Этот – рассвет. Нельзя путать его с закатом, несмотря на кажущуюся схожесть, это совсем разные оттенки. И если вы хотите нарисовать закат, то вам нельзя использовать тот же оттенок, что и для рассвета. Серый снег, что лежит на дороге, немногим отличающийся от вулканического пепла, и колеса машин заботятся о том, чтобы он не терял своей серости. Он серый, серо-черный иногда, но совершенной ошибкой будет утверждать, что он одноцветный. Каждый комок такого снега имеет свой оттенок. Этот оттенок зависит где эта слякоть лежит – в центре дороги? На обочине? Давно ли? И из-под какой машины этот комок вылетел? Все это влияет на то, какими свойствами, какой глубиной будет обладать оттенок, который вам захочется воспроизвести.
Воссоздать. Придумать. Создать. А если не получится вспомнить, то сотворить заново.
И потом, а если снег искрится? Если солнце, и снег перестает быть белым, а становится блестящим. Как можно передать, какими красками, этот блеск каждой отдельной снежинки, которая еще недавно считала себя принадлежащей сугробу. Но только не сейчас, сейчас он думает, что именно ей назначено стать королевой бала, и ее блеск – самый совершенный. Учитель показал и это. Так что Лекс, только сегодня, поменял свое отношение к зиме.
Может быть, именно поэтому он, обычно достаточно осторожный, на этот раз пропустил появление этих троих.
Ему не так давно исполнилось пятнадцать, но они явно были старше – лет по шестнадцать, а то и по семнадцать.
Из тех, кто знали, что они не хозяева жизни, но не могли с этим смириться. И выбрали самый простой путь, чтобы прийти в равновесие с окружающим их несправедливым миром. Пиво, много пива. И взгляд на жизнь меняется. Возможно, они до сих пор не могли считать себя хозяевами жизни, но теперь стали вполне способны представить себя хозяевами данного конкретного тротуара.
– Мальчик, иди сюда, – сказал один, и вместо того, чтобы дождаться, когда его приглашение будет принято, сам пошел навстречу Лексу.
– Иди сюда, пацан. Деньги есть вообще? – тщательно проартикулировал он же слова, когда подошел поближе. Еще даже не стемнело, четвертый час – рано для темноты даже в разгар зимы. Но не рано, чтобы успеть принять три (а то может и четыре?) темного. После такого количества еще можно считать себя абсолютно трезвым, но приходится слегка сосредотачиваться, чтобы смысл твоих слов дошел до окружающих. Проговаривать их более тщательно, особенно, если тебе хочется донести смысл твоего послания миру.
– Денег нет, – честно ответил Лекс. Пока что он вел себя относительно спокойно. Денег у него действительно оставалось рублей пятнадцать, и холод на улице не способствовал агрессии. Как он считал.