Создатели

Салли налил горячего чаю из термоса. В «Соевой тефтеле» у гостей не было выбора. Приходилось пить то, что в этот день стояло на столе, или не пить вовсе.

– Это не настоящая китайская еда, – сказал Салли. – Скорее пародия.

– Что думаешь насчет Китая? Будет война? – спросил Руперт.

– Думаю, что у их президента кошмарный вкус. Он совершенно не разбирается в моде.

– Разве это важно?

– Еще бы. Так отвратительно одеваться, если ты управляешь двумя миллиардами людей, – просто преступление.

Руперт налил себе чаю. Чай был бледно-зеленого цвета и по вкусу напоминал отвар из древесной коры.

– Что мы делаем, Салли?

– Ты имеешь в виду на этой планете? Есть ли в жизни высший смысл, как вопят проповедники на каждом углу? Или она просто глупый шум, как заявляют панки?

– Я имею в виду нашу работу на телевидении.

– Мы информируем общественность.

– Тебе проще, – сказал Руперт.

– Почему это? Мой блок гораздо длиннее твоего, – Салли ухмыльнулся при виде появившегося на столе блюда. Он взглянул на три квелых пористых ломтика на зеленом салате, отдаленно похожих по форме на китайские пельмени, и начал ковырять их.

– Ты просто сообщаешь счет и рассказываешь о травмах. Все, что ты говоришь, – правда.

Салли сверкнул голубыми глазами и откинулся на спинку стула.

– Следи за языком, Руперт. Военное время, сам понимаешь.

– У нас всегда военное время.

– Слушай, – прошептал Салли сквозь зубы, и его мальчишеское лицо вдруг стало собранным и жестким. Он зашипел на Руперта, как загнанная в угол змея. – Я знаю, что ты думаешь. Ты знаешь, что думаю я. Хватит об этом, ладно? Не хочу, чтобы меня прямо отсюда потащили на допрос.

– Салли, я не провокатор. Я не работаю на Департамент террора.

– Знаю.

– Что за паранойя у тебя сегодня? – Руперт огляделся. Кроме них со Стоуном в бистро остались только три мексиканца в запачканных поношенных комбинезонах. – Они тоже вряд ли стукачи.

– Тебе-то откуда знать? – прошептал Салли.

– Боже мой, Салли, – Руперт покачал головой и воткнул вилку в подгоревший кусок соевого пирога. Есть не хотелось. – Раньше все было по-другому, правда?

– Я почти не помню, – сказал Салли. – Бомба словно остановила время. Как будто взрыв был только вчера.

Глава 3

Руперт припарковался на гостевой стоянке возле двенадцатиэтажного здания из шлакоблоков в квартале Брентвуд-Глен. Это была средняя школа 171Е округа 118-4. Камеры, закрепленные на ограде из колючей проволоки, повернулись следом за Рупертом, когда он подошел к пуленепробиваемой будке охраны у центрального входа. Охранник, крепкий парень с бритой головой и тяжелыми веками, увлеченно читал спортивный журнал.

– Здравствуйте. Меня зовут Дэниэл Руперт. Я пришел встретить жену, Мэдлин…

Охранник оторвался от журнала, и его глаза широко раскрылись.

– Охренеть! – Его голос донесся из динамика с металлическим эхом. Затем раздался громкий пронзительный скрежет, и парень схватился за уши. Школьная система отслеживания разговоров наказала охранника за недопустимое выражение.

– В смысле «обалдеть», ну да ладно. Вы же из новостей!

– Да. – Руперт продемонстрировал свою фирменную улыбку. – Спасибо, что смотрите. Я приехал забрать жену.

– Ваша жена работает здесь?

– Мэдлин Руперт.

– Мэдлин… – Охранник наклонился вперед и коснулся экрана на стойке. – Точно, я ее видел. Извините, работаю всего неделю. Нам не положено впускать посетителей без записи в учебное время. Идет девятый урок.

– Вы правда хотите, чтобы я простоял тут еще двадцать минут?

– Это не я решаю.

Руперт ждал, пока охранник говорил с начальником через телефонную гарнитуру. Наконец, парень кивнул, снова нажал на экран, из-под окошка выдвинулся ящик. Руперт достал оттуда ламинированный бейдж. На нем была дата, время, имя Руперта и его фотография, видимо, сделанная только что.

– Миссис Руперт на восьмом этаже, в кабинете 82Б, – сказал охранник. – Для взрослых во всех коридорах выделена центральная полоса. На бейдже есть радиомаячок, поэтому не сходите с полосы, иначе включится тревога.

– Спасибо.

Центральная дверь открылась, и Руперт вошел в холл, поделенный на три полосы толстыми черными метками на полу. С потолка за ним следило еще больше камер. На стенах висели плакаты: на многих из них был изображен президент Уинтроп на покрытой флагом трибуне, за его спиной в темноте парил земной шар. На фотографиях Уинтроп представал полным сил, а не дряхлым морщинистым стариком, в которого превратился теперь, на двадцать третьем году президентства. Плакаты сопровождались излюбленными лозунгами партии: «Сильны за границей, сильны дома», «Америка для американцев», «Америка: революция не окончена». И, конечно, там был вездесущий крест в цветах флага, установленный на вершине холма. С креста на траву стекала кровь, а неизменный лозунг гласил: «Бессмертная Америка».