Создатели искусственного гения. О бунтарях, которые наделили интеллектом Google, Facebook и весь мир

Хинтон шутил, что LSTM расшифровывается как «looks silly to me» («мне это кажется глупостью»). Шмидхубер служил особенно ярким примером давней традиции, существовавшей среди исследователей искусственного интеллекта, начиная с Розенблатта, Мински и Маккарти. Со времени возникновения этой области науки ее наиболее выдающиеся представители время от времени обещали создать жизнеспособные технологии, но эти обещания так и оставались пустым звуком. Иногда это был способ привлечь инвестиции со стороны правительственных учреждений или венчурных капиталистов. В других случаях это была искренняя вера в то, что ИИ действительно не за горами. Такой оптимистичный настрой помогал продвигать исследования вперед. Но он же, когда реальные технологии не оправдывали ожиданий, становился тормозом прогресса на многие годы.

Сообщество коннекционистов было крошечным, и возглавляли его европейцы – англичане, французы, немцы. Даже политические, религиозные и культурные взгляды этих ученых не укладывались в рамки американского мейнстрима. Хинтон был убежденным социалистом. Бенжио отказался от французского гражданства, потому что не хотел служить в армии. Лекун называл себя «воинствующим атеистом». Хотя Хинтон таких терминов не использовал, чувствовал он примерно то же самое. Он часто вспоминал один момент из своей юности, когда он сидел в часовне Клифтон-колледжа, частной школы, где он учился, и слушал проповедь. Проповедник с кафедры говорил, что в коммунистических странах людей заставляют посещать идеологические собрания и оттуда нельзя уйти. Хинтон подумал тогда: «Но я же точно в такой ситуации». Он оставался верен этим своим убеждениям – атеизм, социализм, коннекционизм – и в последующие десятилетия, хотя после продажи своей компании Google за 44 миллиона долларов стал называть себя «gauche caviar» – «левым икрожуем»[2]. «Это правильный термин?» – лукаво спрашивал он, прекрасно зная, что это так.

* * *

Как ни трудны были 1990-е годы для Лекуна, для Хинтона они были еще тяжелее. Вскоре после переезда в Торонто они с женой усыновили двоих детей из Южной Америки: мальчика Томаса из Перу и девочку Эмму из Гватемалы. Обоим еще не исполнилось шести лет, когда его жена начала страдать болями в животе и терять в весе. Хотя это продолжалось несколько месяцев, она отказывалась обратиться к врачу, твердо придерживаясь своей веры в гомеопатическую медицину. Когда она наконец сдалась, у нее обнаружили рак яичников. Но даже тогда она продолжала настаивать на гомеопатическом лечении, отказываясь от химиотерапии. Полгода спустя она умерла.

Хинтон полагал, что его карьера ученого подошла к концу. Ему нужно было заботиться о своих детях, а Томасу, у которого были, как говорили в семье, «особые потребности», нужно было самое пристальное внимание. «Я проводил время в раздумьях», – говорил впоследствии Хинтон. Два десятилетия спустя, получая – вместе с Лекуном – премию Тьюринга, он выразил благодарность своей второй жене Джеки Форд, англичанке, занимавшейся историей искусства, за то, что она спасла его научную карьеру, когда они поженились в конце 1990-х, и помогла ему вырастить детей. Они познакомились много лет назад в Университете Сассекса. Встречались на протяжении года, а потом он переехал в Сан-Диего, и они расстались. Они воссоединились, когда он вернулся в Великобританию и устроился на работу в Университетский колледж Лондона, но вскоре после этого они снова переехали в Канаду. Ему казалось, что его детям лучше в Торонто.

Так на рубеже тысячелетий Хинтон снова вернулся в свой угловой кабинет в корпусе компьютерных наук Университета Торонто, выходящий окнами на мощеную булыжником улицу, прорезавшую кампус насквозь. Окна были такие большие, что все тепло уходило из его кабинета, согревая окоченевшую от сильных морозов природу. Этот кабинет стал привычным местом сбора для небольшого сообщества ученых, которые все еще верили в нейронные сети, – отчасти благодаря научному авторитету Хинтона, но также из-за его креативности, энтузиазма и своеобразного чувства юмора люди тянулись к нему, пусть даже поболтать о пустяках. Если ему отправили письмо с вопросом, как он предпочитает, чтобы его называли, Джеффри или Джефф, его ответ в равных долях содержал остроумие и обаяние:

Я предпочитаю Джеффри.

Спасибо,

Джефф.

Исследователь Аапо Хювяринен¹⁰⁴ однажды опубликовал научную статью, сопроводив ее словами благодарности, которые дают представление как о чувстве юмора Хинтона, так и о его вере в то, что идеи выше математики:

Базовая идея, лежащая в основе этой статьи, разрабатывалась при активном участии Джеффри Хинтона, который, однако, не пожелал стать соавтором, потому что статья содержит слишком много уравнений.