Созерцатель

Этих дикарей, конечно, можно понять: они живут в нищете, питаются кукурузной кашей, работы нет — а тут белые люди с «кучей» денег, на сверкающей лаком иностранной машине! Ну как таких богатеньких да не попросить поделиться с нищими горцами сокровищами? К тому же наблюдательный полковник сказал чуть позже, когда они вернулись в Россию и успокоились, что глаза у грабителей были безумными, с расширенными зрачками. Видимо, ребятки, накурились крепкой абхазской конопли. Когда грек узнал, что Михаил направляется в Абхазию, он замахал большими крестьянскими руками:

— Ой, ребята, не надо туда ехать! Ограбят…

Мы, не сговариваясь, пожали плечами: ну, ограбят, значит, судьба такая.

А чтобы успокоить старого грека, Михаил рассказал историю о вине. Как-то пригласил его очень нужный человек в гости на юбилей. Миша заглянул в магазин французских вин и с помощью тамошнего сомелье выбрал в подарок «Шато Петрюс» урожая 1964 года по цене десять тысяч долларов за бутылку. Эта драгоценность возлежала в сафьяновой коробке на соломке в специальной салфетке, тщательно укрывающей зеленоватую пыль, осевшую на стеклотаре в тиши подвала за долгие годы выдержки. Прилагался так же сертификат на пяти языках, удостоверяющий подлинность вина. Понимаете, человек ну очень нужный и к тому же знаток и любитель коллекционных вин, пояснил рассказчик. Старик Апостолос долго еще чмокал сухими губами и возмущенно закатывал глаза к фиолетовому звездному небу. Юбиляр оценил подарок, горячо поблагодарил Михаила, но раскупоривать бутылку благоразумно воздержался и аккуратно поставил её на почетное место в роскошный резной бар с подсветкой и музыкой. Как говорится, прошли годы… И вот однажды компаньон уже на его, Михаила, юбилей подарил ему бутылку «Шато Петрюс» урожая 1964 года. И Миша сразу узнал то самое вино, которое он давным-давно самолично вручил юбиляру. Можно представить, сколько праздников и юбилеев обошла эта бутылка в зеленоватой плесени, прежде чем вернуться к первому хозяину! Тогда Михаил решился прервать цепь круговращения и к всеобщей радости открыл её и разлил гостям.

— Ну и как вино? — спросили мы хором, вытянув шеи.

— Да, честно сказать, — вздохнул рассказчик, — обычная терпкая кислятина с привкусом пробки и серы. На мой вкус, домашняя изабелла нашего добрейшего Апостолоса ничуть не хуже! — И он обнял хозяина за плечи, чуть не доведя его до стариковских слез.

С наступлением ночи мы спустились к морю. По дороге напевали старую добрую песенку, звучавшую некогда в исполнении Эдуарда Хиля: «Адресованная другу, ходит песенка по кругу, потому что круглая Земля, ля-ля-ля-ля!». На пустом берегу сидела компания из трёх человек, зачарованно смотревших на лунную дорожку. Она жидким серебром разлилась по черной морской воде, которая далеко-далеко сливалась с таким же черным небом. Мы сбросили одежды и прямо по лунному серебру вошли в жутковатую прохладную черноту. Когда привыкнешь, вода кажется теплей воздуха. Звезды теперь окружали нас: плескались вокруг и высоко в небе.

Заплыли мы далеко, казалось, до той невидимой линии, где небо падало в морскую пучину, а море восходило ввысь. Мы остановились перевести дыхание. Движения рук у поверхности и ног под водой почти не возмущали черной тишины. Сначала Игорь, потом Михаил, а следом и я — погрузились на глубину. Я открыл глаза и увидел удивительную картину: мы увлекли за собой тысячи пузырьков воздуха, они весело кружились в жемчужном вихре. Яркий лунный свет играл в каждой жемчужине, окружая наши тела светящимся облаком. Мы всплывали и глотали воздух, потом погружались на глубину, кружились и кувыркались в упругих струях воды, как птицы в тугих потоках воздуха. И смеялись, как дети. Вернулись на веранду молча, но едва присев к столу, разбудили дремавшего старика, заговорив о великих стихиях: вода, воздух, свет. Каждый из нас ощущал их по-своему. И эта тема казалась неисчерпаемой и великой, как сами эти неохватные взаимно проникающие вселенные, и над всем парил Дух и вдохновлял нас.

И все же поутру, не смотря на протесты Апостолоса, мы отбыли в Абхазию. С палубы наблюдали, как густонаселенные отдыхающими пляжи Адлера сменились пустыми абхазскими берегами, сверкающие частные гостиницы и огромные дворцы Российского побережья — полуразрушенными строениями древней послевоенной Иверии. Пристали мы к пирсу в обширной бухте Нового Афона.

Игорь повел нас к давнему знакомому — армянину по имени Гамлет, тихому, седому, но вполне еще крепкому мужчине. У него на самом берегу стоял пустой двухэтажный дом с пятью комнатами: жена умерла, дети разъехались кто куда. Мне Игорь посоветовал комнату с видом на море, которое плескалось всего в десяти метрах. Михаил занял соседнюю, но предупредил, что он задержится только на денёк — порыбачить, а потом продолжит круиз. Не теряя времени, они с Гамлетом взяли снасти и на катере укатили на рыбные места. Этот Михаил — какой-то человек-оркестр, дизель-генератор! Ни минуты покоя!