Созерцатель

— Не волнуйся, там есть кому рыбу собрать, — вставила слово тетя Валя, — через полчасика в нашем дворе сомов и судаков будут продавать по рублику за штуку.

Помнится, меня это очень удивило: как такие красивые люди, почти небожители, могут говорить о столь прозаических вещах. Дядя Гена высадил нас на берегу Днепра, выложил из багажника сумки с провизией и одеялами, большой казан с треногой — и уехал в пионерлагерь за Леной. Мы под руководством тети Вали разложили на песчаном берегу одеяла, насобирали хворосту и разожгли костер. Она повесила на треногу казан и принялась готовить жаркое с баклажанами. Мы с Юрой надули небольшую двухместную резиновую лодку, забрались в неё, заплыли подальше от берега и установили на глубине пяток донок с колокольчиками на поплавках. Да еще забросили с берега и укрепили на рогатках три бамбуковых удочки. Так что когда из-за холма показалась «Победа», мы с Юрой и тетей Валей были готовы принять дорогую гостью. Но что такое: Лена вышла из машины, покачиваясь, с заплаканным лицом.

— Вот, мать, наша дочь не желает оставаться в пионерлагере. Просит увезти ее домой.

— Почему, доченька? — всполошилась мать и бросилась обнимать Лену.

— Там эти мальчишки… Там пионервожатый… Там начальник… Они все ко мне пристают.

— А как же Витя? — спросила мать. — Мы же тебя специально с ним послали, чтобы он тебя защищал.

— Да у него там роман с одной девочкой. Он меня совсем одну оставил. Ну, и эти… стали ко мне приставать, просто проходу не дают.

— Ладно, всё понятно. Не расстраивайся, дочка. — Дядя Гена бережно обнял девушку. — Если не хочешь, мы тебя насильно держать тут не будем. Значит, уедешь с нами.

— Папка, любименький, спасибо тебе! — Она обожала отца, льнула к нему, а я ревниво зыркал на это и с болью в груди мечтал о таком объятии Лены, хотя бы одном, а потом не жаль и умереть…

— Ну вот и слава Богу! — облегченно вздохнула тетя Валя. — А то я за тебя переживать стала. Как там, думаю, моя девочка!.. Сердце-то материнское не обманешь. Я чувствовала, с тобой что-то не так.

— Ну всё, хватит, мать! — сказал дядя Гена. — А теперь, дочка, отдыхай. Видишь, с нами Андрей приехал. Уж он-то парень воспитанный, и умеет себя вести с порядочными девушками. — Что в переводе на бытовой язык означало, примерно, следующее: а ты, мальчик, к моей дочери даже близко не подходи.

— Андрюша, здравствуй! — улыбнулась Лена, порывисто шагнула ко мне, будто собираясь обнять, моё сердце сжалось, но за шаг от меня она резко остановилась и… протянула руку для рукопожатия. — Я так рада!

— Здравствуй, товарищ Лена, — сказал я с ехидным прищуром. А потом рассказал анекдот: — На параде маршал объезжает войска и «здоровкается»: Здравствуйте, товарищи артиллеристы! — Здрав-гав-гав! — Здравствуйте, товарищи десантники! — Здрав-гав-гав! — Здравствуйте, товарищи чекисты! — Ну, здравствуйте, здравствуйте, гражданин якобы маршал…

— Ш-ш-ш-ш, — зашикали на меня, бдительно оглядываясь, товарищи коммунисты и комсомольцы. — Ты, Андрюш, пожалуйста, поосторожней с анекдотами, а?

— Да ладно, если так… — пожал я плечами, — а мы как-то без оглядки всё это рассказываем.

— Знаешь, Андрей, — сказал дядя Гена, отведя меня в сторону, — когда у меня был только Юра, я ничего в этой жизни не боялся, а вот когда родилась эта чудная девочка, я сразу хвост поприжал. Разумно иной раз промолчать, стерпеть, скрипнув зубами. А то, сам подумай, что с ними будет, если мне путёвку выпишут на лесоповал?

— Тогда я устроюсь на «Запорожсталь» и стану знатным сталеваром! И буду их содержать! — сказал я воодушевленно.

— Ты сначала школу-то окончи, герой! — потрепал он меня за плечо. — Но за моральную поддержку спасибо.

Да, такие дни не забываются. Чем только мы не занимались! Наловили рыбы, купались, потом надели маски и таскали раков из прибрежных коряг, ездили по степи на машине, устроили пир горой. На скатерти кроме печеной рыбы, салата по-гречески, возлежали зеленые конвертики долмы и — самое главное — мусака из казана, нечто вроде слоёного пирога из баклажан, помидоров, мелко нарубленного мяса и тёртого сыра — всё такое перчёное! У меня во рту горело и слезы выступали, а сотрапезники надо мной слегка посмеивались. Они-то ко всему прочему постоянно откусывали от стручков злого перца, к которому я даже и не прикасался. В греческом салате попадались какие-то черные ягодки.

— Что это? — спросил я.

— Маслины, — ответила тётя Валя.

— Я видел тут маслиновые деревья с серебристыми листьями и махонькими ягодками, и даже пробовал их на вкус, но они были приторно сладкими с косточкой внутри и совсем крошечными.

— Маслины, которые в салате, — сказала тетя Валя, — нам привозят родственники из Крыма, там они дозревают до нужной кондиции. А вообще-то, маслины для греков, как для русских грибы — вещь незаменимая.