— Нет. Но держитесь крепче за стул, дражайший Тимофей Борисович. Сегодня пятница апреля 2039 года.
У Бориса Тимофеевича голова пошла кругом, в глазах помутилось, он начал оседать и, если бы не Сергей Алексеевич, который подхватил гостя, Борис Тимофеевич упал бы. Очнулся он оттого, что ему терли уши ладонями и говорили неторопливо, механическим голосом:
— Вы находитесь в апреле 2039 года. Ничего в этом исключительного или предосудительного, тем более преступного — нет. К тому же, гражданин Востриков Б.Т., я вас зарегистрировал. К сему — вы без работы... в своем времени... следовательно, с большей легкостью согласитесь помогать нашей конторе. И вы подтвердили это собственноручной подписью. И если откажетесь, — автоматически нарушите статью о неразглашении. Вам все ясно?
— Ясно, — голосом умирающего праведника сказал Борис Тимофеевич. — Кто вы?
Сергей Алексеевич прошелся по комнате, заложив руки за спину и с чувством продекламировал:
— Видишь, и мы что-то помним из классики. Старая школа, старая выучка.
— Я ничего не понимаю, — слабо прошептал Борис Тимофеевич, — что со мной происходит! Куда я попал и кто вы? Зачем анкета, пиво, бутерброды?
— Пиво для посетителей, бутерброды для друзей, анкета для всех. — Сергей Алексеевич посмотрел сверху на гостя. — А с вами, Востриков Б.Т., ничего необычного не произошло. Каким-то образом, это еще предстоит проверить, вы получили возможность переноситься в будущее время, например, в это. Поскольку подобной возможности мы не исключаем для отдельных общественно-полезных граждан, постольку мы вынуждены были устроить вперед по времени такие ППР — профилактические пункты регистрации.
— Зачем?
— В целях ОБ, Обеспечения Безопасности. Поскольку могут быть некоторые неустойчивые...
— И вы сидите и ждете? И это вся работа? — вяло спросил Борис Тимофеевич.
— И еще пиво пью, — улыбнулся Сергей Алексеевич, продолжая стоять, как учитель над нашкодившим разгильдяем. — И в этом моя работа.
— Все равно не понимаю. Я устал, у меня болит голова, и я хочу домой. Я, кажется, забыл выключить газ на кухне. Куда мне идти?
— С крыльца за дом налево. Там узкая тропинка. В конце концов, выйдете на площадь из-за фруктового ларька, — он давно не действует, — в щель между ларьком и стеной. Там темно, а сегодня утром дворники поставили там бетонную тумбу для мусора, так что не ударьтесь. Устраивайтесь на работу, и о том, что были здесь — никому ни полслова. И еще, — Сергей Алексеевич подошел ближе и взял гостя за пуговицу. — Вот о чем я хотел вас просить: вы бываете среди людей, разговариваете, умеете слушать. И если услышите что-нибудь этакое, — Сергей Алексеевич покрутил растопыренными пальцами возле своего уха, — тогда пожалуйста, прямо ко мне. Договорились?
— Я не умею отличать интересное от скучного. Зачем вам это?
— Видите ли, — Сергей Алексеевич погладил друга по плечу, — жизнь сложна, люди — доверчивы и часто склонны к ложным суждениям. И вы представляете — нам это важно: вовремя поддержать человека, остановить его неверный шаг? Вы согласны со мной?
— В общем — да. Поддержать — это важно.
— И остановить на неверном пути, — подмигнул Сергей Алексеевич. — Так вы сразу ко мне, ладно? Но в день печали, в тишине есть в мире сердце, где живу я... Ну, ступайте, дружище.
Щель за ларьком была узка, Борис Тимофеевич втянул живот, протискиваясь, и сильно ударил колено о бетонную тумбу.
В городе настаивался на сырости промозглый вечерний час. Сверху сыпало мелким нудным дождичком, и Борис Тимофеевич, — в одной рубашке — съежившись от холода, стоял на остановке и думал, что вот доберется домой и напьется чаю с малиной и медом, и укроется ватным одеялом, и будет спать, спать, спать.
— Гражданин! — услышал он строгий голос и увидел рядом человека в форме и руку, вскинутую к козырьку. — Что вы делали за ларьком?
— Я? — испугался Борис Тимофеевич. — Я — ничего, я тут случайно... Я газ забыл дома выключить...
— Вот как? — иронически спросил милиционер. — По-моему, вы за ларьком оправлялись по малой нужде.
— Нет, я оправлялся на лужайке.
— Так-с, понятно. На лужайке, значит. По ветерку. На травке. Штраф на месте будем платить или в отделение пройдем?
— Конечно, я сейчас, — заторопился Борис Тимофеевич и вывернул карман брюк, Глухо звякнул об асфальт металлический рубль.
Милиционер с треском оторвал квитанцию, вручил Борису Тимофеевичу и козырнул:
— Впредь, гражданин, прошу не нарушать. А сейчас — марш домой, а то простудитесь.