Созерцатель

Солнечные лучи до самого дна пронзали толщу ярко-зеленой воды, наполовину пресной, наполовину морской. И благодаря им возле Обелиска был виден лежащий на дне левиафан – искирский линейный корабль, уничтоженный при освобождении Риерты. Он во время боя ушел с фарватеpa, оказавшись рядом с мелью, и, так как здесь не мешал судоходству, мало кого интересовал – его не стали поднимать, и теперь над водой торчал лишь топ мачты, который облюбовали местные чайки.

Теперь мы шли вдоль пролива Дукса. Он весь был заполнен лодками, катерами, гондолами и маленькими колесными пароходами. Я любовался Академией, одним из самых красивых районов Риерты. Чистота, уют, прямые светлые улицы, розовые дома, синие крыши, каштановые парки, вишневые сады, алебастровые арочные мосты – диаметральная противоположность Старой Академии, заброшенной территории, которую теперь превратили в цирк уродов.

Точнее, в логово.

Сейчас острова, на котором оно находилось, видно не было, мы снизились, и Старая Академия, а также самый большой мост в мире – Железный гигант – оказались скрыты за башнями древних колоколен и шпилями зданий.

О Старой Академии ходит много слухов, наши газетчики обожают писать, что там творится. Чуть ли не еженедельно обязательно появляется какая-нибудь заметка о том, как благородную прекрасную леди-путешественницу, отправившуюся туда, сожрало чудовище, похожее на гориллу, а ее молодой человек застрелился от горя. Ну или еще какую-нибудь чушь. Как раз для того, чтобы обсудить ее за пятичасовым чаем вместе со своими знакомыми.

Но правда в том, что никто из пишущей братии Королевства не рискнул бы сюда наведаться. Они не сунули бы свой любопытный нос даже в Утонувшие кварталы, не говоря уже о местах, где действительно обитают контаги. Так что остается лишь сочинять жалкое подобие сенсаций и глав из третьесортных любовных романчиков типа «Приключения лорда Уилзберри в землях Папаякты и сражения с кровожадными дикарями».

Мальчишки перед стеклом заголосили от восторга. Рядом с нами, низко гудя на бреющем полете, прошел биплан[37] в серо-синей расцветке. Это была какая-то новая модель, всего с одним двигателем, очень быстрая и маневренная. Он пронесся в сторону Арсенала, района со старыми крепостями, армейскими складами, казармами и стоянкой боевых кораблей, где находилось единственное в городе поле для посадки самолетов.

Если бы во время Великой войны у Союза были такие штуки, дирижабли искиров не бомбили бы наши позиции. Порой прогресс слишком медлит. Особенно когда он очень нужен.

Мы ушли от пролива, теперь ползя над городом, приближались к Метели, где располагалась посадочная площадка для воздушных судов.

Высокий, скалистый берег Академии остался позади, мы шли над островом Справедливости, огибая Холм слева. Это был самый каменистый и сухой участок Риерты. Меньше всего каналов и больше всего суши. Здесь селились люди с достатком, до войны район считался самым престижным, одна из вилл дукса находилась именно здесь.

Многие мечтали тут жить. Люди обожают селиться поближе к небу, но подальше от тех, кто их к этому небу поднимает, сам обитая среди затхлых цветущих каналов, серых от гари домов и вдыхая по вечерам воздух, от которого хочется кашлять. В подобном месте, рождаясь, надо думать не о выживании, а о том, чтобы присмотреть себе место на погосте.

Впрочем, с кладбищами в Риерте все так же, как и с проживанием в престижных районах, – некрополи в связи с недостатком земли лишь для избранных и состоятельных. Все остальные превращаются в прах в крематории Прыщей, а затем отправляются в воду.

Море бесконечно, и оно готово приютить всех нас.

К причальной мачте «Барнс Уоллес» подходил осторожно. С озера дул резкий, порывистый ветер, и моторы то начинали рычать, то почти стихали, удерживая огромный дирижабль на заданном курсе. Когда стальная лапа крепежей захватила его нос, а наземные службы натянули фиксирующие тросы, надежно привязывая летающий корабль к земле, капитан в рубке окончательно остановил двигатели, и пропеллеры, один из которых находился напротив посадочной палубы, стали замедлять вращение.

Электрический лифт в сердце мачты был предназначен для первого класса, всем остальным приходилось спускаться вниз по стальной серпантинной лестнице. Но на этот раз не мне.

Внутри помещения, обитого красным деревом, с зеркалом и большим кожаным диваном, поместились все путешественники. Выходящих в Риерте оказалось не так много – я, Осмунд с незажженной сигарой в зубах и переброшенным через плечо ружьем в кожаном футляре (отправивший раба спускаться пешком), дама с двумя детьми в костюмах морячков, господин в алом мундире полковника артиллерии и два риертца, судя по одежде, зажиточные торговцы.

Выйдя на открытое поле, я глубоко вдохнул свежий воздух, пахнущий ранней осенью и близким морем. Ветер и вправду был сильный. Холодный, резкий, налетающий с востока. Его порывы беспокоили пассажиров, устремившихся к зданию пограничного контроля, точно резвые кони, убежавшие с фермы, расположенной на живописных лугах южной окраины Хервингемма.