Созерцатель

С препаратом я всегда тянул до последнего, ходя по самой грани. Пил кофе, виски, не спал, принимал ледяные ванны и наизусть учил какой-нибудь роман-трехтомник «История леди Н.». Но рано или поздно приходилось вкалывать сыворотку и терпеть.

Иногда раз в три месяца, порой чаще.

Так что можете представить мое состояние от двух «Якорей», вогнанных с промежутком в несколько дней. Хоть залезай на потолок и волком вой. Так хреново мне не было даже в самую голодную и холодную ночь в Компьерском лесу.

Но приходилось делать вид, что все в порядке, требовать у тюремщиков объяснений и упирать на то, что я не являюсь гражданином Риерты. Тем было плевать. В переговоры они не вступали. Лишь однажды мужик, разносивший нам еду, сказал:

– Суд разберется.

– Какой суд? Вы держите меня здесь незаконно.

– Сиди помалкивай, урод.

Вот и поговорили.

Я уже четвертый день куковал в одиночной камере в отдельном крыле тюрьмы да смотрел в маленькое окошко под потолком. Две луны – Сиф и Арин, вкус молока и сырой макрели, сближались. Это случалось раз в год, с сентября по ноябрь. В такое время они поднимались на небосвод одновременно, рядом друг с другом, ярко освещая мир холодным светом и многократно увеличивая силу приливов.

Для Риерты это было особенно актуально. Вот-вот должен был наступить месяц высокой воды, с его бесконечными тягостными туманами, поглощавшими город, вползавшими в незакрытые окна. И море втекало в озеро, повышая его уровень, заливая не только Утонувшие кварталы и Заброшенные острова, но и многие районы.

Не самое удачное время для поездок. Я чувствовал в воздухе сырость и холод, которые, казалось, проникали в камеру сквозь толстые стены.

Я в который раз вспомнил, как меня сюда привезли под присмотром плакальщика и усиленного вооруженного конвоя солдат в форме гвардии, скованного по рукам и ногам. После второго обыска я лишился наручных часов, галстука-бабочки, шнурков, подтяжек, кепки, пиджака и плаща. Последние две вещи просто приглянулись кому-то из охраны.

Оставалось сказать спасибо, что их не заинтересовали штаны, ботинки, жилет и рубашка. Впрочем, после того как меня протащили по паре лестниц и мостовых, не могу сказать, что на мой костюм мог кто-то позариться – слишком неприглядный у него был вид.

Следовало признать, что во всех своих бедах виноват я сам. Беспечность, которая обычно мне несвойственна, сыграла со мной дурную шутку. Я не придал значения пропаже футляра с «Якорем» в ту ночь. Мы с Билли занимались другими делами, а потом случилась горячая встреча с контаги и последовавшая за применением ингениума эйфория.

Даже в голову не пришло, тупому кретину, что люди, убившие консьержа и рывшиеся у меня в кабинете, вполне способны подбросить футляр в тот же Грейвплейс с сопроводительной запиской.

Проблемы остались в Хервингемме, но внезапно обнаружились в моем вещмешке. Выводы напрашивались простые и самые примитивные: тот, кто украл футляр, путешествовал вместе со мной на одном дирижабле. Или же нанял кого-то из персонала, обладавшего ключами и способного открыть каюту первого класса.

Этот некто очень не хотел, чтобы я чувствовал себя свободно в Риерте.

Первым увели Вилки. Надо сказать, им пришлось постараться, чтобы оторвать его от решетки. Парень категорически не желал отправляться на Суд Второй Инстанции[44] и вопил, чтобы его оставили в покое. Одному из надсмотрщиков пришлось применить дубинку, чтобы заставить Вилки разжать пальцы. А потом еще хорошенько добавить ему по голове, чтобы не дергался.

Мне показалось, что они перестарались, и старина Вилки, когда очнется, в лучшем случае получит зверскую головную боль. Примерно такую, как сейчас у меня.

Он не вернулся, и Плакса сообщил всем и так понятную вещь – скорее всего, добрый малый Вилки уже давно нырнул и пересчитывает рыбешек или же едет в Прыщи на сожжение в крематорий. Приговоры в Риерте вещь быстрая – новый правитель не видит нужды тратить цинтуры на содержание убийц его служащих. Поэтому часты случаи, когда между ударом молотка судьи и привязыванием камня к ногам приговоренного проходит от силы полчаса.

Лично я от этих новостей в уныние не впадал. Что меня точно бы опечалило, так это третий укол «Якоря». Тюремщики нервничали, поглядывая на меня, а я нервничал оттого, что нервничают они. Замкнутый круг какой-то.

– Когда ублюдка заберут к чертям собачьим? – спросил один из них, в то время как его товарищ проверял камеры, словно мы могли из них куда-то деться. – Ведь еще в первый день обещали перевезти в Инги-Вин. Таким, как он, не место в Гнезде. Мы же…

– Заткнись, – беззлобно бросил его напарник, задумчиво постукивая дубинкой по решеткам. – Все заняты ловлей террористов. Знаешь ведь – после того как они попытались взорвать причал рядом с Министерством вод, думают только об этом.

– Сам заткнись, – равнодушно ответил тот. – Считаешь, «единороги»[45] будут рады, что заключенные слышат новости?

Вопрос был резонный, и больше эта тема не поднималась.