– Неужели вся деревня следит за твоими любовными похождениями? – кивнула я в сторону бара, где миссис Фэйрфакс и ее товарки, склонив головы, улыбались, кивали и сплетничали, поглядывая на нас.
– Да все эти старые клюшки меня с пеленок знают. Они пытаются женить меня с тех пор, как мне восемнадцать стукнуло. Ждут не дождутся, когда можно будет стряхнуть с лучших платьев шарики от моли и смахнуть пыль со шляпок. Они шипят от тоски, когда я расстаюсь с какой-нибудь «невестой» вроде Флоры и вновь становлюсь Печальным Одиноким Холостяком.
– Знакомая ситуация. Моя мать начала разводить меня на шампанское и флердоранж, как только я достигла половой зрелости, и успокоилась, лишь когда я поплыла к алтарю в пене шелка-сырца. Ей было абсолютно наплевать, кто держал меня за руку, это мог быть хоть Бернард Мэннинг,[27]
ей было без разницы. – Я поморщилась.– Так вот почему ты за него вышла? За Бернарда Мэннинга? Давление семьи?
– Возможно, но это меня не оправдывает. В основном я сама виновата, это я была идиоткой. Недостаточно тщательно изучила товар.
Он задумчиво потупился над пивной кружкой.
– Значит… для тебя это в каком-то роде облегчение?
– Ты имеешь в виду его смерть? – прямо спросила я.
– Ну, понимаешь, я просто подумал…
– Ну, я не плясала на его могиле и не напивалась шерри, если ты об этом.
– Нет, я не то имел в виду. Я просто подумал, что может, пора тебе честно разобраться в себе. В своих чувствах к нему. Мне кажется, что это лучший способ забыть обо всем этом, Рози.
– Возможно, в твоих словах что-то есть, – помедлив, ответила я.
Он поднял кружку и удержал мой взгляд поверх ее кромки.
– Хорошо. Давай за это и выпьем.
– За что?
– За честность.
Мы выпили, потом выпили еще, и, если честно, выпили мы в тот вечер немало. И еще танцевали – под музыку отвратительного оркестра в стиле разухабистого кантри, которая даже отдаленно не напоминала джаз. Но потная орущая толпа так разгорячилась, что мы не удержались, махнули рукой и принялись отплясывать под «Браун Шугарс» и «Нат Буш Сити Лимитс» вместе со всеми. Солист, энергичный толстячок лет сорока пяти, носил парик, который так и норовил сползти, пока его хозяин эротично терся о микрофон. Мы с Алексом расхохотались, и, должна признать, я почувствовала себя до нелепости, до абсурда юной. Почти беззаботной. Потом пошли медляки. Солист затянул «Леди в красном» таким дурным голосом, что весь танцпол решил помочь ему и заорал пьяным хором, похожим на собачий вой. Мы хватали друг друга за спины и хохотали до слез, но все же я чувствовала его руки на моей талии, чувствовала, как он гладит мою спину. И это было очень даже приятно.
Наконец, под звон аплодисментов, ансамбль отыграл последнюю песню, и мы вместе с остальными направились к двери. Только вот никто не собирался уходить. Пальто так и остались висеть на спинках стульев, народ закурил, а у стойки бара принялись наполнять целую тучу пивных кружек хотя давно пора было закрываться. Может, этот паб вообще не закрывается… минуточку, неужели это Эд Спайр, местный полицейский? Сидит в углу, приложившись к пивной кружке? К нему подошел деревенский фермер, поделиться важными новостями о телятах, а ко мне – пышная тетка в сплющенной шляпе, которая, похоже, была моей близкой знакомой, и поскольку я о ней слыхом не слыхивала, она тут же меня просветила.
– Ваша сестра живет неподалеку, рядом с «Тиггс Боттом»!
– Верно.
– Она замужем за Майлзом Хэмптоном, кузеном Билла Маркхэма!
– Точно.
– А вы снимаете тот коттедж в большом поместье, в котором американцы живут!
– Угу.
– Муж скульптор, Джосс Даберри. Знаменитость, его по телику показывали!
– Да.
– И у вас ребенок есть.
– Есть.
Так продолжалось долго. Очень долго. Я подумала, что если не вручить ей хрустальный кубок и не объявить ее победительницей конкурса «Кто знает все о Рози Медоуз», она так никогда и не остановится. Я кивала и благосклонно улыбалась, слушая, как она сообщает мне очередные подробности моей же жизни, и одновременно лихорадочно озираясь, чтобы найти Алекса и поймать его взгляд. Вместо этого я наткнулась на кое-кого еще.
– Майлз!
Сбежав от будущего автора моей биографии, я пробралась к зятю, который стоял, облокотившись о стену, с пивной кружкой в руках и с задумчивой полуулыбкой рассматривал меня.
– Что ты здесь делаешь?
– Это ближайший к нам паб, и меня иногда отпускают пропустить кружечку, если я хорошо себя вел. Тем более на Рождество.
– Филли здесь?
– Не говори глупостей, она скорее проткнет себя глаза иголками, чем явится на это сборище вульгарных простолюдинов. Нет, сегодня она занята: подстригает кусты и заворачивает подарки. Но я скажу, что видел тебя. – Он хитро посмотрел туда, где стоял Алекс. – Ей будет очень интересно.
– О боже, Майлз, умоляю, молчи! Если Филли узнает, то и мамочка узнает, а ты сам знаешь, что тогда будет.
Он садистски улыбнулся:
– Ах да, мамочка. Так и вижу, как она сидит у адресной книги со стаканчиком шерри в одной руке и телефоном в другой. Вооружена и смертельно опасна. Что дашь за молчание?