Сожги меня, Амоделий

— Грязная девка, ты поплатишься за всё… За всю мою боль! — я медленно подкрадывался к двери, слушая монолог знакомого человека. — Ты украла всё, что могло стать моим, хоть это способен осознать твой микроскопический мозг?! Александр слишком прекрасен, слишком недосягаем чтобы чьи-то ручонки прикасались к нему! Чтобы он так много времени проводил с умалишенной, которая видит призраков. Аха-ха-ха, кто бы мог подумать. — Психиатрическая больница оказывает лечебные услуги душевнобольным, но, чтобы душевнобольными становились адекватные врачи — это что-то новое. В комнате стало неожиданно тихо. Сейчас или никогда! Дверь с грохотом вылетает внутрь комнаты, я поспешно оглядываюсь по сторонам.

— Сабрина! — на металлической койке лежало маленькое, трясущееся от страха, тельце с большими испуганными глазами. Я метнул взгляд в сторону Марии Васильевны, пока в дверном проёме постепенно появляются обескураженные лица со смутным понимаем ситуации. Сабрина успокоилась в моих объятиях, также, как и я, когда снова мог ощутить её.

Мы вышли из комнаты пыток, где Мария избавлялась, судя по всему, от всех, кто ей каким-то боком мешал.

— Я ещё никогда так сильно не боялся за чью-то хрупкую жизнь. — Сказал я, тихо закрывая дверь.

Дом семьи Петровых

От имени Анталины

Облака медленно проплывали по ночному небу в обрамлении звёзд. Такая тихая, таинственная и убаюкивающая. Так ли страшна ночь, как её описывают? Именно в тёмное время суток — снится что-то прекрасное, что терзает твоё подсознание.

Тёплые, даже неизменно горячие, но шершавые пальцы ласкали лицо, вырисовывая причудливые узоры, которые едва ли щекотали. Кто-то меня так убаюкивал перед сном… Папа? Я сильнее прижала плед, будто он способ огородить меня от жизненных опасностей и колючих мыслей. Наши родители занимаются анализом литературных произведений, которые влияют временами на ход истории. Они редко говорят о работе, но когда такое случается, то всё равно немногословны.

Столько знаний получено из разновидных книг, даже вспоминаю нашу первую поездку в Ботанический сад имени Гришко.

Это было под конец весны, период цветения сирени. Мы приехали в Ботанический сад, чтобы насладиться тёплыми деньками и провести время вместе, что последнее время удавалось с переменными сложностями. Родители всё чаще выезжали в другую страницу, чтобы продолжать исследования. Я печально вздохнула, пролистывая фотографии в отдельной папке, легонько потирая глаза. Плед приятно согревал и постепенно убаюкивал, пока веки окончательно не заставили уйти в крепкие объятия Морфея.

*************

Нос защекотал приятный аромат цветов. Мама и папа оплачивали билеты, пока Сабрина что-то щебетала про белые розы и магнолии. Я проглядывала сквозь ворота на огромную растительность и высоченные деревья. Зелёные лабиринты нежно прикрывали ранимые цветы, неизвестных мне названий. Мой рукав нервно потеребили.

— Эй, ты слушаешь меня вообще, Лина? — Сабрина надула губки и топнула ножкой. Я, глядя на её недовольное лицо, глупо хихикнула, от чего она надулась ещё больше. Сестричка недовольно ущипнула меня за руку.

— Рина! Больно же! — я зашипела, потирая ушибленное место.

— Вот будешь внимательнее слушать свою сестру, — она довольно улыбнулась и потянула меня к родителям, которые уже звали нас внутрь.

Мы вышли в центр, где дороги были разделены на двое, окруженные разновидными растениями, кои в обязательно порядке подписаны. Слева я заметила огромный стенд, где изображены разнообразные локации, что-то вроде «Эдемского сада» или «Аллеи сирены» — ради чего мы и пришли, так-то.

— Тогда нам стоит двигаться вперёд, сворачивая всё левее и левее, чтобы точно не пропустить аллею, — сказал глава семьи, поправляя очки.

Я внимательно осматривалась по сторонам. Кажется, что в Ботаническом саду было абсолютно всё — даже поле одуванчиков, где невеста проводила свою фотосессию. Подружки невесты сидели на небольшом коврике и плели себе ободки из одуванчиков.

— Девочки, быстрее, нам ещё надо успеть сделать кучу кадров, чмоки-чмоки, — сказала невеста и ослепительно улыбнулась запаханному фотографу, кажется, он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы каторга закончилась быстрее.