Сожги венец безбрачия

Девушка подняла руку, протянула ее ко мне. На тонком запястье тяжело качнулись браслеты из разноцветных камушков, перышек и ракушек. Те самые знаменитые кубинские магические сувениры, которые все туристы всегда увозят домой с Острова Свободы. Отец обнял девушку, положил руку на ее затылок. Его ладонь утонула в густых каштановых волосах. Отец запрокинул ее голову и поцеловал.

Я опустила глаза. Неловкая ситуация. А как же мама? Или в этот момент времени они еще не были женаты? Быть не может! Папа уехал на Кубу через пару месяцев после свадьбы. Мама осталась в Москве. Приезжала к нему раз в несколько месяцев. Получается, что у папы был здесь роман? Нет, не верю! Отец не мог так поступить с мамой. Ну поцеловались они с этой девушкой во время танца. Некрасиво, но терпимо. Жара, музыка, романтика. Уверена, что отцу было стыдно потом перед самим собой за этот поцелуй. Иначе и быть не может.

Девушка вдруг вырвалась из его рук, подошла ко мне и громко пропела по-испански:

Солнечная калимба,

Пожалуйста, поговори со мной.

Ложь – это моя жизнь.

Верю в то, что ты говоришь.

Я отшатнулась и едва не упала. Алые блики костра зловеще плясали на ее белом платье, словно кровь. Мне стало очень страшно, и я побежала. Ноги глубоко увязали в песке. Словно Куба не хотела меня опускать.

– Ложь – это моя жизнь, верю в то, что ты говоришь, – музыка гремела в ушах, раскалывая голову.

Я упала на колени, задыхаясь от жары, горящих костров, от странного ощущения, что эта женщина очень мне знакома, хотя я никогда ее не видела до сеансов.

– Возвращайся, Лаура, – донесся из глубин моря голос Матвея. – Просыпайся! Иди на мой голос.

Я вскочила с кушетки, задыхаясь и кашляя.

– Что с тобой? – Матвей бросился к столу, схватил бутылку с водой, налил в стакан и вернулся ко мне. – Выпей!

Дрожащими губами я жадно припала к стакану.

– Там… там… был папа. Очень молодой. Не помню его таким. Только на фото видела. И… эта девушка.

– Какая? Та, что была на первом сеансе? Так девушка или женщина? Сформулируй четче, Лаура. Сколько ей лет?

– Двадцать с копейками. Двадцать пять максимум. Просто на первом сеансе она была беременна. В таком положении ее девушкой уже не назовешь. А в этот раз она была без живота. Почему всё время вижу ее? Кто она такая? Она несколько раз повторила: «Ментирас эс ми вида». И эта фраза предназначалась мне. Понимаешь, Матвей? Мне!

– Что? Какая фраза? – не понял Матвей.

– Ментирас эс ми вида. По-испански: ложь это моя жизнь.

Глава 6. Вася Пупкин для принцессы

Матвей

– У всех так, не только у тебя, – успокоил ее Матвей. – Мы лжем, нам лгут. Это жизнь. – Нет, – горячо возразила она. – Я так долго уверяла саму себя, что все можно исправить и что надежда есть. А это ложь. У меня ничего нет. Мужчины приходят и уходят. Я никому не нужна, – ее голос дрогнул. – Если завтра исчезну, то никто даже сразу не заметит.

– Так не бывает, – улыбнулся Матвей. – Ты придумываешь.

– Бывает. Моя подруга Света подумает, что я уехала на пару дней. Мама решит, что не звоню, так как занята. Я лгу себе, что не одна, но у меня ничего нет, – она вдруг уткнулась в его плечо и зарыдала.

Матвей растерялся. В его кабинете пациенты часто плакали, но не так. И не у него на плече. Есть святое правило психотерапии: всегда соблюдать дистанцию между врачом и пациентом. Лаура с легкостью сделала то, чего он не позволял никому: нарушила личные границы. Ему нужно бы встать и пересесть. Показать ей, что так нельзя. Нужно. Да. Вместо этого он медленно поднял руки и неумело обнял ее. Давно забыл, как это делается. Привык утешать словами, как и обязан поступать врач.

Она дрожала в его руках, горько всхлипывая.

– Ну всё, всё, – прошептал Матвей.

И вдруг, сам того не желая, поцеловал ее в теплую макушку. И замер от ужаса. Он не понял, как это случилось. И очень надеялся, что она не заметила. Но она почувствовала. Перестала всхлипывать и дрожать, посмотрела на него снизу вверх и благодарно улыбнулась сквозь слёзы:

– Спасибо!

Мокрые ресницы, веснушки, широко распахнутые глаза, в которых плещется благодарность. А еще губы. Матвей только сейчас заметил, что они красивой формы. До этого как-то не обращал внимание. Они так близко, словно напрашиваются на поцелуй.

– Стоп! – мысленно приказал он себе. – Еще не хватало, чтобы тебя лишили лицензии за сексуальные домогательства.

Матвей с трудом разжал руки. Мышцы словно застыли. Это простое движение далось ему нелегко. Отпускать Лауру совершенно не хотелось.

– Всегда к вашим услугам, – дежурно отшутился он и встал с кушетки от греха подальше.

– Зачем ты выдернул меня оттуда, Матвей? Мне нужно было остаться там подольше, чтобы разобраться, наконец.

– Тебе было плохо, Лаура. Нельзя так долго и глубоко погружаться в память. Нельзя! Понимаешь? Это слишком мало изучено

– Но я чувствую, что всё дело в этой девушке. Не могу передать словами, но точно знаю здесь, внутри, – она дотронулась до груди. – И отец. Он так на нее смотрел! Он никогда так не смотрел на маму.