Сожители. Опыт кокетливого детектива

– Не-а, – протянула толстуха весело, – Некогда мне, я веду бурную ночную жизнь. Прожигаю молодость и красоту. Вы читали про убийство в клубе? Я там тоже была.

– Как ужасно, – сказала женщина-лань.

– Ерунда. Завалящий был старикашка. Противный. Его «Пироговной» звали. Илюша подтвердит. Есть подозрения, что кровная месть. Ашотик, котик мой, скажи, где ты был в прошлую пятницу вечером?

– Дома.

– А свидетели есть? – не отставала толстуха, – Для алиби обязательно нужны свидетели. Лучше не родственники, а те, кому покрывать тебя резону нет.

– Какая грамотная девочка, – вмешался хозяин дома. Лысый мужчина говорил, не поднимая глаз от опустевшей тарелки, не дрожали даже густые черные брови, отчего казалось, что вещает его полированное темя, – Много знает девочка. Молодец-девочка.

– Ага, точно, – ничуть не смутившись, сказала Манечка, – Странно, что меня еще не вызвали в главные давательницы показаний. Вот сколько раз сидела в кутузке – за пьянство там или за наркоманию, а свидетелем не была еще ни разу. Обидно даже, будто мои слова не имеют никакого веса.

– Шла бы ты, а? – сказал князь, – Девочка.

– Вы, князь, очень вовремя со своим замечанием, – запросто согласилась Манечка, – Я как раз спросить хотела, где тут у вас уборная?

Неверной рукой хозяйка дома указала на одну из бело-золотых дверей.

– Туда? Все время прямо? – уточнила Манечка.

– И никуда не сворачивай, – посоветовал князь, – Далеко иди, девочка.

– Илюша, ты не проводишь бедную родственницу?

Я испуганно замер.

– Проводи сестру, проводи, – сказал лысый князь, блеснув в мою сторону черным глазом, – А мы пока по-семейному поговорим. Проводи, а? – он положил на стол свою крупную руку в жестких черных волосах. Лицо его лани-жены скукожилось, сделавшись похожим на козье.

– Илюш, и сумку сеструхину не забудь, – уходя к двери, сказала Манечка, – Будем пудрить носик высококачественными химикатами.

Обтянутый сверху-донизу шоколадно-коричневой тканью, коридор напоминал нору, и был украшен портретами: как живая, сидела в прямоугольниках портретов, вся небольшая семья – князь, не лысый еще, а с облаком черных волос, княгиня-красавица, в темном кружеве, сынок их – он и маленький пухлый светлоглазый барчук на лошадке-пони, он и подросток, с вытянутой длинной шейкой сидящий в высоком кресле, он и светлоглазый юноша в свитере для гольфа, глядящий прищуренно и упрямо.

Очутившись в ванной, – большой, уделанной зеленым мрамором комнате, – Манечка огляделась.

– А тут миленько. Почти, как в «Горжетке». Только бурятки со шваброй не хватает, – встав у большого зеркала возле раковины с позолоченным краником, Манечка легонько похлопала кончиками пальцев особенно розовое место под глазом, где прятался синяк, – А я в свои сто семнадцать неплохо сохранилась.

Я постарался придать своему лицу выражение крайней укоризны.

– Зачем ты меня в это втянула? – глядя на нее в зеркало, спросил я, – Ты со своим мужиком без меня не могла разобраться?

И она посмотрела на меня в зеркало. Глаза ее блестели ярким, чернильно-черным.

– Ты как думаешь, он тоже – из ваших?

– В каком смысле?

– Ну, что такому парню делать со мной? – она не сводила с меня глаз, – Скажи, что?! Ясно же, что ему нужна алиби-жена, баба, которая будет покрывать его делишки.

– А я-то при чем?

– Ты приметливый.

– С чего ты взяла?

– Я знаю. Не спорь. Ты не знаешь, что я знаю. Скажи, зачем ему такая, как я? – лицо ее, в общем-то, было похоже на маску. И шиш волосяной впечатления не портил. Кукла. А глаза живые, жгучие.

Я покачал головой.

– Твой суп, сама и жри.

– Вот видишь, – ничего не прописалось на лице толстухи, но я был уверен, что что-то рухнуло, – Какого черта я у него на поводу пошла? Какое-то наваждение. Знаю же, не моего поля ягода, а все равно мыслишка ерзает – а вдруг не права? Вот же он – принц…. Ага, принц….

Рванулась дверь – в ванную влетел Ашот.

– Наконец-то, – проговорила Манечка своим прежним легкомысленным голосом, – Я тут чуть с горя не лопнула, пока тебя ждала, чтобы обсудить наш свадебный торт, – наклонившись через раковину к зеркалу, она принялась постукивать по лицу пальцами, – Представь, у меня морщины собираются даже в тех местах, где ни за что не подумаешь. Четырнадцать штук накопилось.

С клекотом почти птичьим Ашот зашагал из одного конца громадной ванной в другой и обратно.

– Ты еще руки заломи, – посоветовала она, – так красивее.

– К чему ты устроила этот балаган? – взвыл он, – Мама таблетки пьет, папа….

– Тише, малыш, тише, – Манечка осклабилась, – Все идет по плану.

По какому плану? – подумал я.

Манечка взялась за свою сумку:

– Где-то тут у меня порошочек был….

Побелев, с урчанием совсем животным Ашот вырвал у нее сумку и одним сильным движением вывалил на мраморную крышку умывальника разновеликое дамское барахло.

– Мог бы и попросить, я б сама дала, – сказала Манечка без всякой обиды, – Почему тебя княгиня-мать манерам не научила? Хочешь? – из кучи женских мелочей она выудила прозрачный пакетик с сыпучим белым веществом внутри.

– Что это?! – вскричал Ашот, и повалился черный локон на смуглый лоб, и глаза зеленые заблистали.