– Нет хуже Магдалины, чем та, которая когда-то хотела стать Марией.
Пришла беда, отворяй ворота….
– И вот пришла я! – очередным гостем, порядковый номер которого я уже не берусь называть, оказалась Зинка, королева дискотек, гостья из далекого прошлого, из тех времен, когда у меня еще была бурная ночная жизнь.
Не скажу, чтобы я забыл о существовании Зинки – она часто напоминала о своем существовании, появляясь то на страницах журналов, то курлыкая по радио, то заполняя немалою собой телеэкран.
– Сегодня праздник у девчат, сего-одня дагестанцы! – промурлыкала она со своей двухметровой высоты, расцеловавшись с Марком, а меня снисходительно потрепав по плечу.
– Кирыч, скажи, у тебя тоже такое чувство? – спросил я, отступив на кухню, где было чуть потише.
– Какое? – не отвлекаясь от хозяйственной суеты, спросил он.
– Мне кажется, что все это уже было, и кто-то надумал снова проиграть заезженную пластинку. Тебе не кажется?
– Нет, не кажется.
– А зря! У нас в туалете смолят марихуану, в спальне только что не трахаются, в гостиной дым коромыслом, соседка уже наверняка валяется с инфарктом. А ему ничего не кажется. Ты не боишься, что удалые транcвеститки захотят навестить тебя еще и на работе?
– Весело же, чего ты? – сказал Кирыч, – Вспомни, когда мы в последний раз гостей принимали.
– На твой день рождения.
– И сколько человек пришло?
– Двое. Сеня и Ваня, – признал я, неохотно вспоминая тот краткосрочный развод, случившийся прямо на наших глазах, – Все у нас не как у людей. У нас даже собака лает только тогда, когда ей хочется. Нет бы дом охранять. Цапнула бы пару-тройку сладких юношей, а остальные бы сами разбежались. Где Вирус, кстати?
– Не знаю. Свинтил куда-то.
Если с возвращением Марка все страхи так дружно сбываются, то я бы не удивился, узнав, что к Вирусу вернулось его неукротимое либидо – чехвостит, небось, невинную болонку….
Меж тем, Марк, прибывший в Москву «блистать», был вынужден отступить в тень. Зинка пришла не первой, но званием примадонны делиться не спешила.
– Дорогуша, если хочешь иметь успех в жизни, то нужно запомнить всего три позы, – громко втолковывала златокудрая Зинка красавцу юноше, – Поза «чайник», – одну руку она подняла, а другой подбоченилась, – Это чтобы привлечь к себе внимание. Вторая поза – «ваза», – она воздела к потолку обе руки, – Она нужна, когда поклонники не могут отвести от тебя глаз. И, наконец, третья поза – «амфора», – Зинка уперла обе руки в бока, – Она называется «не для тебя цвету». Это чтобы знали свое место.
Грохнул смех. Снова загудели трубы – соседка Розочка была более чем жива.
– …это было, когда я еще в Париже жил, – в другом конце комнаты говорил Марк, продолжая, должно быть, одну из своих заграничных историй.
– В Париже они жили, – громким шепотом произнес Андрей-портняжка, обращаясь к своему потасканному спутнику, – Мало ли, где мы жили.
– Ну, он же не виноват, что там жил, – сказал Кирыч.
– Вот именно, – сказал я довольно резко, – Ты же, Андрюша, в свой родной Новодрищенск ездишь, а мы и не завидуем.
Портняжка сложил рот в куриную гузку.
Я могу сколько угодно ругать своих сожителей, но если кто-то посторонний позволяет себе то же самое, то я тут же превращаюсь в зверя. Лаять ближних последними словами – это моя прерогатива и расставаться с ней я не собирался.
– А что ты в Париже делал? – спросил кто-то еще.
– Как сказать, – Марк замешкался, – это сложно….
– Он работал шпионом, контракт закончился, – сказал я, – Только никому ни слова. Государственная тайна.
В комнате одобрительно загудели.
– Ерунда какая, – сказал Андрей с отчетливой завистью.
– Ничего себе, ерунда, – сказал я, – Операция «Маруся» провалилась. Это ж такое дело! Государственное! Скоро парижскую блондинку будет снимать русский «Плейбой», – и удалился, в надежде, что нелепый пухляк перестанет задавать глупые вопросы.
Мало ли почему люди живут то там, то здесь? Хотят – и живут.
Я не стану рассказывать про свое тяжкое пробуждение на следующий день. Я не стану даже думать о том, хороша ли была спонтанная вечеринка. Она просто была, и покончим на этом, баста. Преимущество возраста в том и состоит, что ты можешь позволить себе забывчивость
Нас разбудил дверной звонок, следом за которым затрезвонили сразу все мобильники, какие только были в доме.
– Ты посмотри, – выглянув в окно спальни, сказал Кирыч.
Кусты в палисаднике, любовно высаженные соседкой Розочкой, были сильно повреждены. Там собралась толпа: кто-то держал наготове фотоаппарат с увесистым объективом, у кого-то была в руке видеокамера, а кто-то просто нетерпеливо подпрыгивал на задах. Увидев меня, люди навострили технику – суетливая фауна доламывала хилую городскую флору.
– Жили себе, тихо-мирно, – отскочив вглубь комнаты, сказал я, – И вот опять…, как в двадцать пять.
– Гуакамоле-гуакамоле! – раздавался из душа проникновенный голос Марка, еще не ведавшего своего счастья.
Кирыч задернул шторы.
Перезвон все не стихал.
– Здрасте-приехали….
Стульчак Мадонны