– У меня нет фотки с пером, – сказал Марк.
– Ну, чтобы тебе не было скучно, человечество придумало фотошоп. Хочешь перо – будет перо. Не хочешь пера – все равно будет. Надо только, чтобы журналисты были в тебе заинтересованы. А они, вон, – я кивнул в сторону зашторенного окна, – уже ждут.
– А чего им от меня надо? Что я им, Мадонна? Я даже не танцую.
– Зато как поешь?! Кто вчера кому попало хвастался своей райской заграничной жизнью? Кто рассказывал, что и в Лос-Анджелесе бывал, и в Лондоне в разные веселые дома вхож? Вот теперь получай. Сожитель хренов.
– А что я поделаю, если и бывал, и вхож? Я же не виноват. Звезды, между прочим, тоже люди.
– И у них тоже есть крышки от унитазов, которые можно загнать за большие деньги потому только, что к ним прикасались знаменитые зады. Вот ты и есть такая крышка. Стульчак Мадонны.
– Ай! Ты что же делаешь?! – Кирыч сорвался в коридор, где Вирус вовсю корячился на ботинке. Моем ботинке, разумеется: с Кирычем наш пес дружит, Марка – лижет, а на мне просто отводит душу.
– Ну, что же?! Давайте собираться?! – язвительности у меня только прибавилось, – Сейчас нарядимся в перья и блестки и пойдем на фотосессию. Маруся, у тебя не завалялось платья из змеиной кожи?
– Не завалялось!
– У тебя нет костюма, который почеркнул бы твой богатый внутренний мир? В чем же ты в свет пойдешь, бедненький?
– Ай-яй-яй, – в коридоре Кирыч отчитывал Вируса, – Как же тебе не стыдно? Что же ты так? – Вирус глядел в сторону, изображая стыд, – Ты бы хоть знак подал вначале, что терпеть не можешь. Что же ты втихомолку-то?
– Научи его журналистов облаивать. Не все же им малина, – крикнул я.
– Ну, ты у нас тоже, в некотором роде из той же оперы, – сказал Кирыч, – Журналист.
– Только в некотором. У меня журналистика скучная, несенсационная. Прокачиваю руду, отфильтровываю бред….
Я призадумался.
– Знаете, а ведь у меня есть идея….
Было свежо, ветренно. Все-таки холодная весна на дворе, а я полдня провел в душной квартире
– Господа! – откашлявшись, объявил я с крыльца, – Мне понятен ваш профессиональный интерес. В качестве пресс-секретаря интересующей вас персоны прошу указать, какое СМИ вы представляете. Затем с каждым из вас мы поговорим по отдельности, – я отдал листок бумаги и ручку в ближайшие руки, – Благодарю за понимание!
Вскоре список был составлен. Изучив его, я определил очередность, решив начать с самого бульварного и самого популярного сайта, затем перейти к информационным агентствам, а далее – к редакциям помельче и поплоше.
– Ты все запомнил? – спросил я Марка, декоративно наряженного и в небрежной позе расположившегося в нашем кривом кресле в гостиной.
Марк кивнул.
Я попросил Кирыча не выдавать себя ни единым писком (он в обнимку с Вирусом засел в спальне) и призвал первого репортера.
– Когда мы с Жаном сидели в Марэ, – проникновенно говорил Марк, – Жан – это Жан-Поль, а Марэ, ну, вы понимаете….
– Не понимаю, – вякала дотошная, натренированная на сенсации тощая дева, колкостью своей рифмуясь с острыми листьями пальмы, что доживала свой век у окна.
– Ну, Готье, – лениво раздражался Марк, – Ну, квартал такой, в Париже, рядом с «Помпиду».
– А кто это? Помпиду?…
– К-какие тайны? У меня нет н-ник-каких т-тайн, – почему-то заикаясь, говорил Марк другому визитеру, – Если я вам расскажу все свои т-тайны, вы сейчас умрете от ужаса. У меня т-такая жизнь. З-знаете, я ж-живу у самого Мертвого моря. Вы были у М-м-мертвого моря? В-вам сколько лет?
– Двадцать пять, – говорил румяный юноша.
– Вы еще мальчик, вы не ведали жизни! Мальчик! Если вы хотите вкусить красоты, езжайте в наш к-кибуц. Там такие девочки! Самый сок, а не девочки. Вот прям все бросайте и езжайте! Немедленно!
– Йа, вообще-то, не настроен говорить на такие темы, – строго и зычно говорил Марк гостю под двузначным номером, – Анбилывыбал, я просто не уполномочен. У меня просто связаны хэндс. Вы понимаете, космос, ракетные технологии, вот э филинг….
Марк ласково улыбался, Марк клокотал, Марк дружески похлопывал по плечу – он легко менял маски, временами вынуждая неметь даже меня.
Я раздумывал, где виновата рюмка коньяку, а где талант виноват, и, не имея сил отделить одно от другого, попросту выпроваживал одного гостя и принимал другого.
– Только умоляю вас, – шепотом повторял я каждому визитеру по отдельности, проникновенно заглядывая в глаза…, – Мы же друг друга понимаем, правда?
Процеживая и прореживая ряды, я с удивлением обнаружил, что среди профессиональных любителей сенсаций нашлось много молодых барышень воздушного вида. Они таращили глазки, говорили тихими сладкими голосами…. Представителей мужского репортерского племени можно было поделить на два сорта: вертлявые напомаженные юноши, у которых все впереди, и неряшливые дяденьки с испитыми лицами, у которых все давно в прошлом.
«Какая же редкость – единство формы и содержания», – думал я, понемногу начиная понимать, что же привело в наш дом всех этих людей.
Скучно живем. Серо.