Сожженная Москва

- Через неделю.

Как ни уговаривал его Илья Тропинин обождать, еще повеселиться, где-то охотиться и притом, в компании других кончивших ученье студентов, варить жженку, Базиль в назначенное время оставил Москву. Он сгорал нетерпением увидать Петербург и отца. "Теперь граф, наверное, признает меня! - в трепетном восторге мыслил Базиль. - Я уже более не почепский хуторянин, а получивший высшее образование офицер! Отец с гордостью, если не даст еще мне своего имени и графского титула, о чем я, разумеется, и не мечтаю, назовет меня, хоть наедине, хотя глаз на глаз, своим сыном... и у меня будет отец... да какой еще отец! Как все хвалят высокие его дарования, любовь к наукам и искусствам, честь и ум! Он снимет с меня запрет - хоть для наших личных сношений... Я поселюсь у него, буду близко ежедневно видеть замечательного государственного деятеля; я брошусь к нему, он прижмет меня к своей груди!" Ожидания Базиля сбылись. Но граф-отец, вероятно, избегая до времени превратной огласки и пересудов, не нашел еще возможным поселить у себя сына в Петербурге. К Базилю в гостиницу, после первого радостного его свидания с отцом, когда он, весь возбужденный, был наверху блаженства, явился тот же бывший в Москве старичок чиновник, оказавшийся одним из служащих в домовой канцелярии графа, ласково расспросил его, где он думает найти квартиру, доволен ли службой и начальством и не нуждается ли еще в чем-либо приватном. Но тут же дал Базилю понять, что недалекое, более утешительное будущее вполне зависит от двух предметов: от его скромности вообще и от умолчания в особенности насчет каких-либо его отношений к графу-министру. Базиль с болью в сердце объявил, что беспрекословно преклоняется перед волею графа-отца. Его, по письму Ильи Тропиннна, отыскал в Петербурге незадолго перед тем выпущенный из московских кадет также в колонновожатые, двоюродный брат Ильи Дмитрий Николаевич Усов, которого он изредка видел еще в Москве. Базиль сошелся с ним, полюбил его, как и его родича Тропинина, и почти с ним не расставался. Когда минувшею весной Перовский в Москве, на балу у Нелединских, увидел Аврору и первому Мите высказал наполнившее его чувство к ней, Митя побледнел, потом вспыхнул и крепко пожал ему руку.

- Слушай, Перовский! - сказал он ему. - Это такая девушка, такая... если бы брат Илюша не был женат на ее родной сестре, понимаешь ли?.. она была бы... я все отдал бы, все... Отец Ильи крестил меня, мы - братья и по кресту... Еще на его свадьбе, год назад, я сообразил и все терзался... А теперь охотно уступаю этот клад, это сокровище тебе... Илья тоже тебе поможет!

- Да с чего же ты взял, что это серьезно? - удивился, также краснея, Базиль. - И что такое бальная встреча? Мало ли кого мы встречаем...

- А вот увидишь, - произнес Митя, - я убежден, попомни мое слово, - Аврора будет твоя.

Предсказание Мити сбылось. Базиль ехал в армию счастливым женихом Авроры.

Из Можайска Базиль должен был взять почтовых и оттуда ехать в главную квартиру Первой армии, в Вильну. Рассчитывая время, он боялся, что Барклай-де-Толли мог уже оттуда двинуться к западной границе. Он вошел на станцию, отыскал комнату смотрителя и, вручив последнему свою курьерскую подорожную, потребовал лошадей. Смотритель вышел и опять возвратился.

- Лошади будут сейчас готовы, - сказал он как-то смущенно, только вас здесь спрашивают какие-то господа... они только что приехали.

- Кто? где они?

Смотритель указал на общую станционную комнату. Базиль вошел туда. Освещенный тусклым огарком, с дивана встал высокий, тощий и желтолицый господин в черной венгерке с серебряными пуговицами, Базиль отступил: перед ним стоял "гусар смерти", эмигрант Жерамб. Сзади него виднелись двое незнакомых штатских: юноша - в модном рединготе и пожилой - во фраке.

- Вы удивлены? - произнес по-французски Жерамб, - я сам крайне смущен этою неожиданною встречей... Ехал вот с этими господами в поместье одного из них, но узнал, что вы здесь... и потому...

- Что же вам нужно? - сухо спросил Базиль.

- Господин Перовский, вы понимаете, - продолжал с дрожью в голосе Жерамб, - мы шли по одной дороге к честной, надеюсь, цели...

- О чести на этот счет предоставьте судить мне.

- Согласен... вы имели более успеха, я преклонился, был готов отступить, даже отступил...

- Далее, далее! - вскрикнул, теряя терпение, Базиль. Жерамб на миг остановился. Его впалые глаза сверкали, нижняя челюсть вздрагивала, руки судорожно сжимались. Штатские молча поглядывали на пего.

- Вы понимаете, господин Перовский, - произнес он, - два дня назад я вас видел рано утром с одною дамой... она еще не ваша, но вы ее преследуете, ходите с нею наедине...

- Я не подозревал, что у нее такие добровольные, непрошенные соглядатаи.

- Что вы этим хотите сказать? Я... требую...

Базиль смерил Жерамба глазами.

- Удовлетворения? - спросил он. - Дуэль?

- Именно... вы понимаете, между честными людьми...

- Где, здесь?

- Теперь же, без отлагательства.

- Но вы, полагаю, поймете: теперь война; притом у меня здесь нет секундантов.