Сожженная Москва

- А, тем лучше! - обратился генерал к Перовскому. - Не откажите объяснить, о чем просит этот старик.

Проситель оказался главным баташовским приказчиком и дворецким.

- Что вам угодно? - спросил его Базиль, не слезая с коня. Говорите, я им переведу.

- Батюшка ты наш, кормилец православный! - вскрикнул, крестясь, обрадованный толстяк. - Вы тоже, значит, пленный, как и мы?

- Нет, не пленный, - покраснев, резко ответил Базиль. - Видите, я при шпаге, следовательно, на свободе... В чем дело?

- Да что, сударь, я - здешний дворецкий, Максим Соков... Налетели эти, нечистый их возьми, точно звери; тридцать одних генералов, с ихним этим королем, и у нас стали с вечера, - произнес дворецкий, утирая жирное лицо. - Видим - сила, ничего не поделаешь! Ну, приготовили мы им сытный ужин; все как есть пекарни и калачни обегали - белого хлеба нет, один черный, самому королю всего чвертку белой сайки добыли у ребят. И озлились они на черный хлеб, и пошло... Всяк генерал, какой ни на есть, требует себе мягкой постели и особую опочивальню. А где их взять?

Максим с суровым упреком поглядел на французов.

- Король изволил откушать в гостиной и лег в господской спальне, - продолжал он, - прочих мы уложили в столовой, в зале и в угольной. И того мало: не хотят диванов и кушеток, подавай им барские перины и подушки, а наших холопских не хотят, швыряют... Всю ночь напролет горели свечи в люстрах и в кенкетах... нас же, сударь, верите ли, как кошек за хвост тягали туда и сюда... Убыток и разор! А нынче утром, доложу вашей чести, как этот генералитет и вся чиновная орава проснулись разом, - в доме, в музыкантском флигеле, в оранжереях и в людской, - один требует чаю, другой кричит, - закуски, водки, бургонского, шампанского... Так сбили с ног, хоть в воду! Базиль перевел жалобы дворецкого.

- Oui, du champagne! (Именно, шампанского!) - весело улыбнувшись, подтвердил один из штабных. - Но что же ему нужно?

- Баб тоже, ваше благородие, сильно обижали на кухне и в саду, продолжал, еще более укоризненно поглядывая на французов, дворецкий. - те подняли крик. Сегодня же, смею доложить, - и вы им, сударь, это беспременно переведите, - их солдаты отняли у стряпух не токмо готовый, но даже недопеченный хлеб... Где это видано? А какой-то их офицер, фертик такой, чумазенький - о, я его узнаю! - пришел это с их конюхами, прямо отбил замок у каретника, запряг в господскую венскую коляску наших же серых рысаков и поехал в ней, не спросясь... Еще и вовсе, пожалуй, стянет... Им, озорникам, что?.. У иного всего добра - штопаный мундирчик да рваные панталошки, а с меня барин спросит... скажет: "Так-то ты, Соков, глядел?.."

Перовский перевел и эти жалобы.

XIX

Слушатели хохотали, но вдруг засуетились и стихли. Все бросились к верхним ступеням. На площадке крыльца показался стройный, высокого роста, с римским носом, приветливым лицом и веселыми, оживленными глазами еще моложавый генерал. Темно-русые волосы его на лбу были коротко острижены, а с боков, из-под расшитой золотом треуголки, падали на его плечи длинными, волнистыми локонами. Он был в зеленой шелковой короткой тунике, коричневого цвета рейтузах, синих чулках и в желтых польских полусапожках со шпорами... На его груди была толстая цепь из золотых одноглавых орлов, из-под которой виднелась красная орденская лента; в ушах дамские сережки, у пояса - кривая турецкая сабля, на шляпе алый, с зеленым, плюмаж; сквозь расстегнутый воротник небрежно свешивались концы шейного кружевного платка. То был неаполитанский король Мюрат. Дежурный генерал доложил ему о прибывшем русском офицере. Приветливые, добрые глаза устремились на Перовского.

- Что скажете, капитан? - спросил король, с вежливо приподнятою шляпой молодцевато проходя к подведенному вороному коню под вышитым чепраком.

- Меня прислал генерал Себастьяни. Вашему величеству было угодно видеть меня.

- А, да!.. Но простите, мой милый, - произнес Мюрат, натянув перчатки и ловко занося в стреми ногу, - видите, какая пора. Еду на смотр; возвращусь, тогда выслушаю вас с охотой... Позаботьтесь о нем и о коне, - милостиво кивнув Базилю, обратился король к дежурному генералу. Сопровождаемый нарядною толпою конной свиты, Мюрат с театральной щеголеватостью коротким галопом выехал за ворота. Дежурный генерал передал Перовского и его лошадь ординарцам. Те провели Базиля в угловую комнату музыкантского флигеля, окнами в сад. Долго сюда никто не являлся. Пройдя по комнате, Базиль отворил дверь в коридор - у выхода в сени виднелся часовой; он раскрыл окно и выглянул в сад - невдали, под липами, у полковой фуры, прохаживался, в кивере и с ружьем, другой часовой. В коридоре послышались наконец шаги. Торопливо вошел тот же дворецкий Максим. Слуга внес за ним на подносе закуску.

- Ах, дьяволы, прожоры! - сказал дворецкий, оглядываясь и бережно вынимая из фрачного кармана плетеную кубышку. - Я, одначе, кое-что припрятал... Откушайте, сударь, во здравие... настоящий ямайский ром. Перовский выпил и плотно закусил.