– Фло?
Ответа нет. Я хмурюсь. Она, кажется, собиралась фотографировать на кладбище. Может, она все еще там, за домом? Я уже собираюсь выбежать наружу и проверить свое предположение, как вдруг сверху доносится какой-то звук.
– Фло?
Я поднимаюсь по лестнице. Дверь ее спальни открыта настежь. Ее тут нет. Я дергаю дверь ванной. Заперто. Я стучу по ней кулаком.
– Фло. С тобой все хорошо?
Ответа нет, но изнутри доносятся какие-то звуки.
– Фло, ответь мне.
– Подожди! – нетерпеливо и раздраженно откликается она.
Я жду. Проходит еще несколько секунд, и раздается звук отодвигаемой задвижки. Я расцениваю это как приглашение войти и осторожно толкаю дверь.
– Быстро, – шипит Фло, и я тут же понимаю почему.
Расплюснутая картонная коробка затемняет крошечное оконце ванной комнаты. Все вообразимые поверхности и большая часть пола с потрескавшимся линолеумом заставлены фотооборудованием. В комнатушке воняет проявителем. Ее лабораторный фонарь примостился на краешке ванного шкафчика. Шторку для душа она отодвинула в сторону, чтобы использовать штангу для сушки фотографий. Мокрые снимки закреплены прищепками из бельевой корзины. Пока меня не было дома, Фло приспособила крошечную ванную под фотолабораторию.
Она осторожно вынимает из промывочного лотка лист фотобумаги и вешает его на штангу для душа.
– Что ты делаешь, милая?
– А на что похоже?
– Это похоже на то, что если я хочу пописать, то мне не повезло.
– Мне надо проявить все, что было на этой пленке.
– Это что, не может подождать?
– Нет, мне необходимо увидеть девочку.
– Какую девочку?
– Девочку с кладбища.
Она поправляет фото на прищепке и разглядывает ряд черно-белых изображений.
Фло сумела передать сумрачное очарование кладбища с его хаотичным нагромождением надгробий. Но ни на одном из снимков девочки нет.
– Я никого не вижу.
– Я
Я моргаю:
– Не поняла.
Она вызывающе вздергивает подбородок:
– Я понимаю, как это звучит.
– Видишь ли…
– Я кажусь тебе чокнутой, да?
– Я этого не говорила. – Помолчав мгновение, я продолжаю: – Ты считаешь, что видела что-то вроде привидения?
Она пожимает плечами:
– Я не знаю, что это было. Она выглядела реальной. А потом исчезла.
Фло пожала плечами чересчур небрежно, и я понимаю, что она пытается держать себя в руках и говорить спокойно. Но я знаю свою дочь. Она испугана. Что бы она там ни увидела, это ее глубоко потрясло.
– Хорошо, – мягко говорю я. – Возможно ли какое-то объяснение?
– Мам, я
– Н-ну, а как насчет какой-нибудь статуи или… я не знаю… игры света?
На этом мои идеи исчерпываются. Фло складывает руки на груди и прищуривается:
– Это была девочка. Она горела. У нее не было головы и рук. Ничего себе игра света. – Она оборачивается и снова всматривается в снимки. – Но почему она не проявилась на пленке?
– Понятия не имею.
Внезапно мне приходят на ум слова Джоан.
Я обвожу взглядом заваленную оборудованием ванную.
– Слушай, почему бы нам сейчас не спуститься вниз? А к этой теме вернемся чуть позже.
Она демонстративно фыркает:
– Ладно. Пойдем. Я все равно уже закончила.
Она позволяет мне вывести себя из ванной.
– Почему тебя так долго не было? – спрашивает она, когда мы спускаемся вниз.
– Навещала прихожан.
– Кого именно?
– Саймона Харпера.
– Я думала, что туда тебе лучше не соваться.
Я чувствую укол вины.
– Я и не суюсь. Пойдем. Я приготовлю нам поздний ланч.
– Ты купила продукты?
– Прости, я забыла. Как ты смотришь на пиццу? Для разнообразия.
– Нормально смотрю.
Мы заходим в гостиную. Только два часа дня, но небо затянуло тучами, и комната кажется темной и мрачной. В окно я вижу лишь верхушки надгробий, торчащие из высокой травы. Мы стоим и смотрим на кладбище.
– Тебе не кажется, что это могла быть одна из тех девочек, о которых ты мне рассказывала? – спрашивает Фло. – Тех мучениц, которых убили?
Мне не хочется закреплять у нее эту мысль, но, с другой стороны,
– В деревне кое-кто верит в то, что эти девочки все еще обитают в часовне… но это всего лишь фольклор.
– Но это возможно?
– Возможно, – с глубоким вздохом подтверждаю я.
Она обнимает меня одной рукой за талию и кладет голову мне на плечо.
– Мам?
– Да.