Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

Перед ним послышалось движение. Чья-то рука схватила его за локоть. Он с силой ударил по ней. Две руки схватили его за плечи. Он поднял колено повыше и изо всех сил лягнул ногой. Послышался вскрик В лицо ему ударил мерзкий запах изо рта. Но ефрейтор уже бросился к выходу. Удерживая мину правой рукой, с помощью левой он пытался подняться по норе. Тут он заметил, что его мышцы как ватные и сил у него больше нет. К тому же его ослепил дневной свет.

— Ты с ума сошел! Сиди здесь! — кричали позади него отчаянные голоса.

Его голова уже высунулась из норы. Но тут его схватили за ноги. Их словно зажало стальными клещами. Он попытался освободиться. В пяти шагах перед ним была измазанная глиной броня танка. Бесформенные траки, головки болтов, сварные швы. Он боролся изо всех сил. Он хотел поднять мину из норы и закатить ее под танк Руки сдавили его, словно тиски. Силы его уходили.

— Отпустите меня! — завизжал он.

Мина давила на грудь. Воздуха не было. В броне танка открылся маленький люк. Трубка, похожая на носик чайника, прицелилась ему в голову. Последним напряжением сил он выдернул чеку из взрывателя.

В то же мгновение из трубки огнемета брызнула маслянистая жидкость. Щелкнул беспощадный запал. И вторая, уже огненная, струя вдруг плеснула ему в лицо. Голова вспыхнула словно факел. Мина загорелась тоже. Последовал мощный взрыв. Ефрейтора не стало. Взрывная волна ворвалась в нору. Ее удар пришелся по земляным стенам, бетону. Пучок огня ударил в оставшиеся мины, мгновенно обуглившуюся бумагу, обмундирование, мясо. Сдетонировавшая взрывчатка подбросила бетонное основание и подняла на воздух скелет мачты.

У лейтенанта, сидевшего в танке, в наушниках снова зазвучал чужой голос. После этого башня начала крутиться в воздухе вместе с ним. Стальной корпус развалился. Голоса, который в последний раз сказал: «Восемь часов десять минут», лейтенант уже не слышал.

Где-то далеко от линии фронта чья-то рука переключила тумблер. Лампы погасли. Катушки начали остывать. Поступающие с востока новые импульсы побежали по своему сложному пути.

VIII

Три движения руки спасли жизнь капитану и раненому в блиндаже командного пункта. Не навсегда, но, по крайней мере, на определенное время. Капитан уже мог не задумываться над правильностью своих действий. Он повиновался инстинкту: поднял камень, обмотал его грязным, но все еще белым в некоторых местах носовым платком и бросил его под ноги красноармейцу, который вдруг показался на входе в командный пункт.

Жизнь обоих в тот момент зависела только от случая. Человек, который пробежал триста метров под пулеметным огнем сквозь разрывы ручных гранат по открытому полю, потом по лабиринту вражеских окопов с опасностью для жизни, а напоследок оказавшийся с гранатой в руках, которая должна взорваться через три секунды, у входа во вражеский командный пункт, становится просто машиной. Он может просто не заметить камень с носовым платком. А может и увидеть, но не понять, что это такое. Он может находиться в своеобразном опьянении от крови. Он мог бы моментально понять, что это значит, но, несмотря на это, все же бросить гранату в блиндаж, так как просто не додумался, куда ее деть. То, что русский выбросил гранату за край окопа, было просто случайностью. Все, что потом произошло, было лишь следствием этой случайности. И прежде всего тот факт, что капитан, теперь уже в качестве пленного, сидел в своем собственном командном пункте.

Сколько прошло времени, капитан не знал. Его часы пропали вместе с другими предметами. Должно быть, прошло несколько часов. Его волнение утихло. Он даже несколько успокоился. Казалось, что критический момент уже миновал. По опыту он знал, что пленных расстреливают, как правило, только во время первоначальной сумятицы. По крайней мере, здесь, в его роте. Кроме того, эти русские солдаты существенно не отличаются от его людей. Просто другая форма и черты лица. А в остальном они такие же грязные, перенапряженные и послушные. Он представить не мог, кто ими командует, но все, что они делали, имело смысл. Они обыскали его командный пункт, поделили найденный хлеб, проверили свое оружие, освободили место для раненого, принесли других и заботились о раненом из его роты, как будто он один из них. Он немного удивился их дисциплине. Они вели бой и старались его не замечать. Он почти ревновал раненого, которому они уделяли больше внимания, чем ему. Он лежал на нарах между двух раненых русских, со свернутой шинелью под головой, прикрытый плащ-накидкой. Его рука была перевязана со знанием дела. Они где-то нашли шоколад, принесли его своим товарищам, немцам тоже сунули по кусочку в рот. Повсюду горели сальные свечи, которые они принесли с собой. Свечи немного пахли, но командный пункт был полностью освещен.