Сожженные Леса

Третий, лет на пятнадцать старше своих товарищей, имел светлые волосы и бороду, низкий лоб, серые проницательные глаза и резкие черты лица. Одним словом, вся наружность его выражала хитрость, низость и злость.

Все они были вооружены с головы до ног и могли бы дать хороший отпор тем смельчакам, которые решились бы преградить им дорогу.

Ехавшая между ними женщина сопровождала, по-видимому, их против своей воли, так как они ни на минуту не спускали с нее глаз. Это была молодая девушка, еще почти ребенок: ей было не более 16 лет. Она была среднего роста, стройна и замечательно хорошо сложена. Ее ручки и ножки были необыкновенно малы и отличались прекрасными формами. На ней был костюм, какой обыкновенно носят мексиканки высшего круга. Шелковый платок закрывал часть ее лица и, скрещиваясь на груди, обхватывал ее тонкий и гибкий стан. Толстый с капюшоном плащ, накинутый на плечи, предохранял ее от холода. Порой из-под платка сверкали чудные голубые глаза, обрамленные бархатными ресницами; черные же, как смоль, брови представляли резкий контраст с матовой, прозрачной белизной ее кожи и заставляли предполагать, что она дивно хороша. Изредка крупные слезы падали на ее бледные от стужи щеки и тяжкий вздох вылетал из груди.

Совершив несколько трудных переходов, маленький отряд достиг наконец широкой тропинки, которая круто вела в горы.

Путешественники сошли с лошадей и, ведя их под уздцы, пошли друг за другом, смеясь и разговаривая между собой. Только одна молодая девушка оставалась на лошади, не обращая никакого внимания на своих стражей.

— Черт возьми, мистер Корник, — сказал один, обращаясь к старшему из них, который, казалось, был начальником отряда, — вот отличное время для путешествия; но что это за печальная страна, ей-Богу.

— Да, — отозвался тот, который назывался Корником, — правда, местность не особенно красива; но так как переделать ее мы не имеем возможности, то и должны с нею примириться.

— Но ведь мы уж не в Кентукки, — вмешался третий, — не так ли, Джоэл Смит?

— Оставь меня в покое, Блудсон, разве ты знаешь Кентукки и способен оценить ее прелести?

— Судя по одному из ее представителей, которого я вижу перед своими глазами, могу смело сказать, что жители ее не отличаются красотой.

— Послушайте, мистер Блудсон, — отвечал, хмурясь, представитель Кентукки, — вы не более как неуч, и удивляюсь, как смеете со мной так говорить? Клянусь моим именем, что если вы тотчас не замолчите, то я переломаю вам ребра.

— О, я вас не считаю, мистер Блудсон, таким сумасшедшим; но, впрочем, мне наплевать на вас, и я готов удовольствоваться вашим извинением; в противном же случае, предупреждаю, под вашим сюртуком не будет ни одной здоровой косточки. Кажется, ясно?

— Да, я вас понял, и посмотрим, кто из нас двоих будет просить прощения.

Говоря эти слова, он замахнулся кулаком на Блудсона.

Противник его сделал то же самое.

Все предвещало между товарищами крупную ссору, и потому Корник счел нужным вмешаться.

— Смирно! — вскричал он грубо. — Что означает эта глупая ссора? Неужели вы пришли сюда только с целью браниться? Кажется, есть у нас поважнее дело.

Но товарищи не обратили никакого внимания на его слова и продолжали ссориться.

— Смирно, говорю я вам! — повторил он снова, топая с гневом ногой об землю. — Оба вы глупы и грубы. Берите с меня пример: я луизианец. Вот страна прекрасных манер! Довольно, отложите ссору хоть до тех пор, пока не достигнем лагеря. Разве вы не видите, что пугаете сеньору? Какое мнение она составит о нас?

— Что касается до этого, — сказал с насмешкой Джоэл Смит, — то я спокоен. Оно составлено уже.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Джоэл Смит? Полагаю, вы не желаете и меня оскорбить?

— Нисколько, — отвечал он, скаля зубы, — в этом случае, оскорбляя вас, я в то же время оскорбил бы и себя.

— Без аллегорий, и объяснитесь, — перебил его Корник высокомерным тоном.

— Извольте. Я полагаю, что сеньора составила о нас далеко не лестное мнение: она нас, вероятно, принимает за разбойников. Вот все, что я хотел сказать.

— Не будьте так скоры на приговор, молодой человек, — заметил поучительно старик, — мы не более как орудия и слепые исполнители воли тех, кто нас послал; следовательно, если кого и можно осуждать, так это только наших начальников.

— Ей-Богу, вы рассуждаете не хуже любого министра, мистер Корник; но все-таки вам будет трудно заставить сеньору переменить о нас мнение.

— Да что за дело нам до мнения этой девушки?

— Намерения наши честны, и совесть может быть спокойна, — вмешался Блудсон.

— Это правда, — возразил, смеясь, Корник, — но в случае необходимости она бывает и не так щепетильна. Но вот мы и дошли до места, где можем ехать.

— Живей, ребята — на лошадей и скачем! Менее чем через полчаса мы достигнем цели путешествия, и заботы о сеньоре не будут нас касаться.

— Насколько я помню, мистер Корник, вы говорили, что несколько друзей наших должны выехать к нам навстречу.

— Да, действительно, мне это обещал капитан Грифитс; но, вероятно, ему что-нибудь помешало сдержать слово.