– Хорошо. Понятые, внимательно слушайте ваши права. Согласно уложению о следственных действиях в уголовном процессе вы имеете право присутствовать при производстве обыска, наблюдать за действиями производящих его офицеров не мешая им, указывать устно и позднее в протоколе если одно из лиц производящих обыск возьмет и скроет что-либо при производстве обыска или наоборот – подложит что-либо в помещение где производится обыск. При подписании протокола вы имеете право вписать информацию обо всем, что вы увидели и услышали при производстве обыска без ограничений, если она не вписана там при составлении протокола. Вам понятны ваши права, отвечайте по очереди?
– Да. Понятны.
– Так точно.
– Хорошо. Подойдите ближе к столу, пожалуйста.
Майор и казак подошли ближе.
– Я собираюсь открыть все ящики стола, какие смогу. Каждый раз, открыв ящик, я буду фотографировать, что в нем находится. Вы должны наблюдать за мной, чтобы я не подложил в ящики что либо. Будьте внимательны, вам придется подписывать протокол и возможно – свидетельствовать в суде. Вам все понятно?
– Так точно – ответил за обоих майор.
В первом ящике была какая-то тетрадь, прошитая и скрепленная печатью
– Пан полицейский, это секретная тетрадь. Не имея допуска к секретному делопроизводству, ее нельзя трогать.
– Я ее не забираю. Просто вынимаю и фотографирую.
Старший инспектор сфотографировал ее в ящике, потом вынул ее, положил на стул и сфотографировал с обеих сторон, не открывая.
– Открываю второй ящик…
На фанерном дне ящика, маслянисто поблескивая, лежал пистолет. Почему то старший инспектор не удивился – он ничему не удивлялся в этом темном деле.
– Понятые, внимание. Подойдите сюда и посмотрите, что находится в ящике.
Понятые подошли. Старший инспектор сделал снимки – самого пистолета и понятых, смотрящих в ящик
– Что находится в ящике, отвечайте по очереди.
– Там находится пистолет.
– Да, пистолет… – подтвердил казак.
– Вы видели, чтобы я положил этот пистолет в ящик – или он находился там, когда я его открыл?
– Никак нет, пан полицейский – ответил майор, чуть струхнув – пистолет уже был в ящике, вы его туда не клали.
– Хорошо.
Старший инспектор порылся в кармане, достал оттуда чистый пакет, прикинул по размеру – пойдет.
– Я достаю пистолет и кладу его в пакет, мои руки в перчатках и отпечатков пальцев я не оставляю**.
Пан Гмежек вывернул пакет и ловко положил в него пистолет, как бы надев пакет на пистолет. Потом он выложил пистолет в пакете на стол, вырвал из блокнота чистую страничку…
– Вы можете сказать, что это за пистолет?
– Орел, табельный – казак наклонился над ним
– Не трогайте!
Казак отдернул руку
Старший инспектор написал на бумажке "пистолет, предположительно марки Орел изъятый…" – он посмотрел на часы – "… в одиннадцать – двадцать восемь по варшавскому времени в кабинете номер двести семнадцать здания Виленского военного округа во втором сверху ящике письменного стола мною, старшим инспектором сыскной полиции Варшавы Брониславом Гмежеком в присутствии и на глазах понятых Рышарда Пшевоньского и Алексея Подгороднего, в чем вышепоименованные расписались". После чего старший инспектор расписался сам и расписались оба понятых. После этого – пан Гмежек засунул бумажку в пакет, сорвал небольшую белую полоску, прикрывающую клейкую ленту внутри пакета и заклеил пакет.
– Найденный пистолет изъят со всеми должными формальностями и помещен в чистый пакет для улик. Продолжаем обыск.
Но больше ничего найти не удалось.
Когда закончился обыск – все трое, старший инспектор, казак и майор Пшевоньский спустились вниз, на первый этаж здания. Там уже закончили строительство разборной баррикады, теперь строившие ее дежурные офицеры занимались другими этажами, перекрывая и их, уже капитально…
– Где журнал, в котором отмечается передача ключей, пан майор… – спросил старший инспектор
– А вот он. Туточки…
Узнать имя убийцы старший инспектор не успел – хотя он был в нескольких секундах от одного из самых блестящих раскрытий в своей жизни, возможно даже самого важного. Одно из стоящих на улице авто – вдруг взорвалось, в миллионную долю секунды превратившись в сгусток огня с температурой в несколько тысяч градусов. И этот сгусток огня, по размерам моментально ставший больше ширины набережной, и доставший аж до третьего этажа здания – расширяясь со скоростью больше скорости звука как языком слизнул и демонстрантов, которых к этому времени значительно прибыло, и казаков, и полициянтов, стеной огня он ворвался в вестибюль, размазывая и пожирая все, что встречалось ему на пути, не обращая внимания ни на стены, ни на баррикады – все превращая в пепел и тлен.
Расследовать дело об убийстве Ковальчека – стало некому.