Сожженные мосты Часть 4

Вадим, ничего не понимающий, но мгновенно сообразивший, что упершийся в них луч света ничего хорошего не обещает, бросился на землю, не забыв пинком сбить с ног жирняка. В следующую секунду с той стороны, откуда они бежали, по прожектору, по рычащему в паре десятков метров вездеходу ударила длинная, пулеметная очередь. Больше это было похоже на трещотку, знаете, такую детскую трещотку которую везешь – а она трещит. Вот только пули были самыми настоящими, свинцовая метель бушевала в метре с небольшим над их головами, и это было по-настоящему страшно, не так как в фильме, или компьютерной игре. Когда летят пули – они издают мерзкий, берущий за душу свист, его почему то слышно даже через грохот пулемета. И вот этот –то свист и был самым страшным – казалось, что каждая пуля летит в тебя.

Бес сориентировался мгновенно – понял, что пулеметчик противника не станет стрелять по своей машине, он не знает, что машина захвачена. Развернув Виккерс, он полоснул по машине противника длинной очередью, и по полетевшим искрам рикошетов понял, что попал. А не попасть было невозможно, сотня метров – для пулемета это не расстояние. В конце длинной очереди взорвался бак, машины здесь были бензиновыми – но не так, как показывают в синематографе – страшный взрыв, море огня. Просто глухо грохнуло – и занялось пламя.

Кто-то подбежал к машине

– Быстро сюда! Бегом!

Стрельба прекратилась так же неожиданно как началась – просто все стихло. В нескольких десятках метров от них занималась пламенем, разгораясь машина, призрачные отблески пламени танцевали в ночи, освещая всю сцену действия изменчивым, каким-то сумрачным светом. Как только закончилось – Вадим сразу поднял голову и осмотрелся. Слева от него кто-то лежал и стонал.

– Быстро сюда! Бегом!

Их спаситель подхватил за руку девчонку, потащил к машине. Сам Вадим вскочил, готовый бежать – и тут вспомнил о том, что он теперь отвечает не только за себя.

– Вставай!

Жирный странно дернулся и застонал еще громче

– Ты что ранен?

– Нет…

– Вставай!

– Я боюсь…

И захныкал – только тут Вадим понял, что он не стонал, он хныкал как девчонка. Сам он помнил, как последний раз плакал в семь лет – после того, как отец выпорол его за вранье. Это были злые и досадливые, душащие слезы, притом как и подобает настоящему сибиряку он не ощутил ни раскаяния, ни осознания своей вины – просто он разозлился и на себя и на отца, такая уж сибирская натура, в Сибири никогда не было ни покорных ни послушных людей. Потом отец его еще не раз порол – но он больше никогда не плакал, а часто потом с вызовом, специально, делал тоже самое, за что его предыдущий раз выпороли. Единственное, чего Вадим боялся – так это исключения из скаутов, почему то ему казалось, что быть отвергнутым обществом, такими же как он пацанами – страшнее этого ничего нет. Но будучи скаутом, не раз попадая с пацанами в самые разные ситуации он ни разу не видел, чтобы кто-то из них ревел. Он помнил, как в прошлом году Гошка упал с обрыва, чудом остался жив, сломал руку, ногу, несколько ребер – но и когда его несли на плащ-палатке, он не позволил себе заплакать. А тут…

– Вставай, быстро!

– Быстро в машину!!!

Двигатель уже работал – и Вадиму вдруг показалось, что сейчас уедут без него.

– А ну, вставай, трус!

Чтобы придать весомости словам, он схватил труса за шиворот и рванул на себя, а ногой поддал по ребрам. Считалось бесчестным бить лежачего – но он просто не знал что еще делать.

– Ты чо?

– Вставай! Пошел!

Так, за шиворот полуведя, полутаща, Вадим потащил к машине того, за кого теперь он отвечал. Это был первый в его жизни опыт, когда он отвечал не только за себя и не только за такого же, как он скаута – но и за более слабого, за гражданского. Опыт – не сказать, что удачный, но все же лучше чем никакой.