Сожженные мосты

Боевые действия на Кубе и в Мексике, происходившие в период с 1899 по 1921 годы ознаменовали практическую реализацию доктрины американского госсекретаря Монро, провозглашавшей весь Новый свет зоной интересов только одной страны — Североамериканских соединенных штатов. Надо сказать — что Российская Империя помогла Североамериканским соединенным штатам трижды за их историю — и каждый раз эта помощи оказывалась как нельзя кстати. Первый раз — в шестидесятые годы девятнадцатого века, возможно именно жесткая позиция России стала тем препятствием, которое не позволило Британии и Франции нанести удар по американскому Северу, защищая интересы Юга, откуда они получали хлопок и с которым вели интенсивный торговый обмен. В десятые — двадцатые, когда ожидание войны на европейском континенте холодило кровь — именно быстрый и жестокий разгром части британского флота, тяжелое поражение и деморализация армии и всего правящего британского класса не позволило Британии вмешаться в свару на южноамериканском континенте и приобрести там себе колонии, хотя Британия не раз озвучивала желание и поддерживала освободительную борьбу южноамериканцев против колониальных войск испанского короля — надо сказать колониальных войск самого худшего пошиба — именно в расчете на это. Наконец с конца тридцатых до начала пятидесятых именно Антикоммунистический фронт, в который вошли Российская Империя, Священная римская империя германской нации и Австро-венгерская империя, провозгласивший неотвратимость вторжения в любую страну, где победят анархисты, большевики, троцкисты — помог САСШ не только не подхватить заразу большевизма самой — но и выстоять против Мексики, где долгие годы хозяйничали сторонники Троцкого.

Кстати, в те времена мы помогли против коммунизма не только этим, но это… отдельная тема для разговора.

На латиноамериканском континенте, довольно бедном и со стойкими традициями сопротивления, большевистская зараза укоренилась глубоко, и вытравить его не удавалось никакими силами. Единственная страна, справившаяся с большевизмом и троцкизмом собственными силами и теперь играющая немалую роль даже в европейских делах была Аргентина, кусочек Европы на южноамериканском континенте. Там просто повезло — полковник Перон вмешался раньше, чем стала очевидна насущная необходимость международной помощи. Во всех остальных случаях — похожих друг на друга как две капли воды, правое меньшинство, правительство, армия, буржуазия, полиция, и левые, а то и крайне левые низы — вмешивались Североамериканские соединенные штаты, спецслужбами, ФБР, военной помощью, а то и армией. Не обошлась ни одна страна, пришлось вмешиваться даже в Бразилии, одной из крупнейших стран мира. Почти все страны Южной Америки не рекомендовались русским туристам для посещений, а единственное в этом регионе посольство, даже не посольство, а генеральное представительство, было в Буэнос-Айресе, почти европейском городе, где жило немало русских. Во всех остальных странах были либо неофициальные представительства, если работала какая-то крупная русская компания, либо наши интересы представляло посольство какой-либо нейтральной страны, чаще всего датское. Нагрузка, ложившаяся на генеральное представительство в Аргентине, была столь высока, что в нем работали более тысячи дипломатических чинов, обслуживая наши интересы на всем континенте…

В Буэнос-Айрес я прибыл рейсом из Берна, Швейцарская конфедерация, потому что именно оттуда предпочитали начинать свой путь путешественники, желающие сохранить инкогнито и не выслушивать лишних вопросов. Трансконтинентальный Юнкерс компании Swiss Air перенес меня через океан со всем почтением, мне даже удалось поспать во время этого долгого перелета. Больше мне не перепадет нормального сна на протяжении долгого, очень долгого времени.

В Буэнос-Айресе, пройдя зеленым коридором как человек, имеющий дипломатический паспорт (настоящий, кстати, выписанный на настоящую фамилию), я вышел на улицу, застыл в раздумьях — насколько мне было известно, здесь разговаривали на испанском, а по-испански я не знал ничего кроме te amo и espera, voy a disparar[692]. Но водители такси сориентировались быстрее меня — оказывается вторым, почти официальным языком здесь был французский, а все русские дворяне французский[693] знали не хуже русского. Расплатившись североамериканскими долларами, которые имели в этой части света свободное хождение в любой стране, я назвал русское посольство. Продравшись через поток беспорядочно двигающихся машин, мы выехали на трассу.