Сожжённые цветы

Ира прошла на кухню. Её дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холодильник «Москва» – ровесник оттепели 60-х, оббитая эмалированная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Всё это на фоне крашенных голубой краской панелей.

В холодильнике пахло затхлостью. На полках нашлись пакетики с китайской лапшой по четыре рубля, дешёвые консервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это предусмотрела!

Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгрузила из неё пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ингредиенты для задуманного ею постного борща.

– Я не буду это есть в пост! – возмутился Виталий.

– Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулёз?

Ира прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, высматривающий, попал ли он в цель. Виталий испуганно глянул на неё, понял, что разоблачён, и опустил голову.

– Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь.

– Я другого стесняюсь.

– Чего это?

– Сядьте хотя бы…

Ира села на табуретку у стола. Виталий сел напротив.

– Ну?

– А как вас зовут?

– Я не говорила? Ира меня зовут.

– Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда, всё хотите знать?

– Конечно!

– Я в тюрьме сидел, – произнёс он с вызовом. – Испугались? Да, я – урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулёзом, и там начал читать Библию.

Ира замерла на месте. За свои тридцать два года она ни разу не видела живого уголовника. Она понимала, что где-то кто-то ворует, убивает, насилует и совершает теракты, но все эти ужасы происходили на другой планете. Теперь перед ней сидел такой инопланетянин.

– Вы теперь уйдёте?

– Да я, вроде как, не могу…

Прислушавшись к себе, Ира услышала голос веры: это испытание!

– Если хотите, я всё расскажу.

– Что же, рассказывайте, а я займусь борщом.

«Господи, пусть он не будет убийцей или насильником!», – взмолилась она.

– Я, Ира, в тюрьму за кражу попал. Да, я был вором, квартирным вором. Это стыдное прошлое, мне и вспоминать-то тошно. Моя мамка – совсем простая тётка – полы в больнице мыла, выпивала по вечерам, папаш новых мне каждый день водила. Мы, уголовники, никогда не виноваты, – он хмыкнул. – Вы, Ира, нам не верьте! Слезу вышибать горазды! Вот и я всегда говорю, что у меня другого пути не было. Пацаны, у кого папки нормальные и мамаши не выпивали, со мной не водились – интересы у них другие! Секции там разные – футбол, лёгкая атлетика. А мне футбол этот по барабану был. Я с такими же дворовыми курил за забором стройки и девкам вслед свистел. Все мои интересы! Ну, анекдоты пошлые, ну, портвейн лет с четырнадцати. Потом картишки на бабки. А мне всегда везло в карты. Некоторые думали, что я мухлюю, только я не мухлевал. С одним кентом мы подрались за это. Я ему нос сломал, а его мамаша меня в колонию упекла на десять месяцев. Там я друганами обзавёлся – закачаешься! Из колонии вышел крутым, как варёные яйца! – Виталий горько рассмеялся: – Эти-то друганы и научили меня, как от мамаши не зависеть и рубли не клянчить. Сначала на стрёме стоял, а уже потом стали меня внутрь пускать. Только на девятой краже взяли.

– Гордитесь ловкостью?

– Горжусь в жизни только одним – что ума хватило завязать!

– И как же это случилось?

– Да как? Подумал я: вот откинусь, выйду, что дальше-то? Опять за старое? Потом – опять в тюрьму? Я видел там таких, они по десять ходок сделали. Старые хрычи, кому нужны? Кто их ждёт на воле? А мать уже хату свою пропила и померла. Мне вообще идти было некуда. Эта вот квартира от деда досталась. От деда жены.

Ира не сдержала разочарования:

– Ты женат?

– Был женат… Она умерла.

– Ох, прости моё любопытство!

– Ничего, – Виталий смотрел в окно, в темноту двора. – Я женился сдуру, сразу после второй отсидки. Семью мне хотелось! А жена моя, царство ей небесное, шалава была полная.

Шокированная в третий раз Ира покосилась на рассказчика.

– Она умерла, когда ребёнка рожала. Не моего. И ребёнок умер. Так что, когда я в третий раз тюрьму попал, у меня была жена, а когда вышел – уже не было. А чуть позже дед её помер, и так уж вышло, что кроме меня, наследников не нашлось. Вот.

– А почему Библию читать стал?

– Душа запросила. К нам туда священник ходил. Мы не слушали его, ржали над ним. Он такой благостный был, кругленький. Шуточки наши терпел. Его и за рясу в тёмных углах хватали, и мочой полили разок… Извините, – опомнился он. – Я забыл, что с вами говорю. Вроде как сам с собой! Да… А потом как-то мы с ним разговорились. Раз, другой, и стало мне что-то открываться особенное, настоящее… Я потом кентам сказал: кто тронет его – пасть порву!

Ира невольно рассмеялась, Виталий её поддержал.

– Кем ты был… Папаном?

Он расхохотался до слёз:

– Чего?.. Папаном? Пахан это называется!

– Да какая разница! – смеялась с ним Ира.

Успокоившись, Виталий продолжил:

– Нет, не был я паханом, конечно. Просто народ в тюрьме такой: если нет сопротивления – задолбят до смерти, а если силу показать – отстают постепенно.

– Борщ готов! – объявила Ира. – Мой руки и садись есть.