Сожженный заживо (СИ)

В руках у него находился толстый кожаный ремень с огромной металлической пряжкой. Страшная вещь. Сегодняшний вечер превращался в вечер инквизиции. Что-то его в прошлое потянуло. В глазах у меня стояли слёзы и дикая мольба, но Кристиан, видно, вспомнил, что у него нет сердца, и его нельзя разжалобить.

— Ну что, ты готова? Повязку я, пожалуй, не буду одевать. Хочу, чтобы ты видела, как я буду тебя наказывать.

Да за что, твою мать, наказывать?

Я попыталась что-то ему сказать, но звук моего нечленораздельного мычания утонул в крике боли, когда он, замахнувшись ремнём, ударил меня по ногам. Затем, не давая мне опомниться, нанёс удар по бёдрам спереди. Удары сыпались градом. Он бил меня по ногам, по животу, по плечам. Не трогал только спину и ягодицы. «У зверя есть хоть какая-то жалость»-усмехнулась я про себя, понимая, что это скорее последнее на что мне хватит сил.

— Тебе больно, Анна? Ответь мне, — прошипел Кристиан, находясь в своей истинной форме, и вытащил кляп.

— Нет, не больно. Сердцу больней, — прохрипела я. — Я понимаю, почему ты наказываешь меня, Кристиан. За любовь. Я права? Ну, так убей меня. Потому что любовь ещё жива, — сказала я, давясь слезами. Предатели-слёзы всё текли и текли, и время как будто замедлило свой ход, оно остановилось. А я упала на колени. Даже это было больно, так как на теле не осталось живого места. Вот он, мой любимый вампир. Вот доказательства его чувств.

Кристиан бросил ремень и просто смотрел на меня.

— Прости меня, Анна, — прошептал он и упал на колени тоже. — Прости меня! — сказал он и аккуратно снял распорку с моих затёкших плеч.

Я застонала, просто потому, что сил кричать не было. Как же всё болело, особенно душа. Но я всё равно не злилась на него, нет. Я всё понимаю. Мортем, предательство и всё такое. Кто-то должен был ему помочь, дать его чувствам выйти наружу. Пусть это буду я.

Он потихоньку поднял меня с пола, доставляя сильнейшую боль каждым прикосновением.

— Шшшш…моя девочка, сейчас тебе станет лучше. Прости меня урода, прости, — горько сказал Кристиан и нежно прикоснулся губами к моему лбу.

Такие холодные губы, и такие нежные. Мне захотелось поцелуя, обычного поцелуя, и я потянулась к нему. Поняв, чего я хочу, Кристиан поцеловал меня, легонько проводя языком по разорванной расширителем губе. От этой его нежности я заплакала ещё сильнее. Превратил меня в тряпку какую-то.

— Не плачь, моя милая девочка. Больше такого не повторится. Я отпущу тебя, если ты этого захочешь. И пусть моя жизнь навсегда потеряет смысл, но удерживать я тебя больше не стану, — сказал с болью Кристиан и прижал меня к себе сильней.

Идиот. Просто невыносимый идиот. Ну, куда я денусь теперь от него? Хотя, не знаю, что я сделаю. Сейчас хочется только одного — провалиться в темноту и забыться. Что я и сделала.

Глава 14

Проснулась я посреди ночи от ужасной боли, которая впивалась в моё измученное тело сотнями игл. Я не могла лежать ни на спине, ни на животе. Это было дико больно. Холодная простынь обжигала раны, заставляя трястись от еле сдерживаемых рыданий. Ноги саднило, руки горели огнём. Каждая клеточка моего тела так и кричала о помощи. Но что я могла сделать? Кристиан уже смазал своей волшебной слюной раны, оставалось только ждать. И терпеть боль. К этому, видно, придётся привыкнуть. Если я хочу быть с Кристианом. Кстати, где он? В комнате стояла непроглядная тьма, так ещё и сама комната была чёрной. Это та самая комната, где мы были вместе в первый раз? Прикольно. А нет ли у него помещений посветлей? Как-то совсем уж мрачно. И вообще, где он шастает в 4 утра? Я тут лежу, умирая от боли, а он свалил куда-то. Что, стыдно стало? И правильно. Но я всё равно решила его найти. Пусть он и избил меня до потери сознания, издевался надо мной, как только мог, я хотела видеть его сейчас. Я знаю, что ему было стыдно за то, что он сделал. Он раскаивался. Я верила в это всей своей душой. Ведь если даже я не буду ему верить, то кто тогда? Он опять окажется один, ожесточится ещё больше, станет совсем зверем. Этого я допустить не могла, поэтому потихоньку встав, я пошла его искать.

Чёрт, на мне же ничего нет.

Стянув с кровати простынь, я обмотала её вокруг себя, но прикосновение ткани к коже было невозможно терпеть. Пришлось идти голой. Хотя, голой меня бы никто не назвал. Всё тело спереди было покрыто страшными, глубокими шрамами и синяками. Синяки были даже на запястьях от наручников и на шее от распорки. В общем, какой никакой, а боди- арт. Хорошо, я не вижу, что творится с моим телом сзади. И, наверное, лучше мне туда не смотреть.