Когда наконец-то закончились эти дурацкие звонки от родственников и кучи каких-то там друзей, непонятно откуда взявшихся, я смогла вздохнуть спокойно. Телефон я выключила ко всем чертям. Меня ни для кого больше нет, я умерла. На самом деле, именно так я себя и чувствовала. Дни проходили однообразно, в серости и унынии. Я просто ходила по дому, вспоминая, как ещё совсем недавно здесь была мама, как она готовила на кухне, на которой мы нашли её тело, как она бегала утром по всему дому в поисках сумки или будила меня в универ. Она была везде. Я просто видела её и звала, но она исчезала каждый раз, когда я подходила к ней. Не знаю, спала ли я в эти моменты или бодрствовала. Скорее, я просто сходила с ума. Мне нужна была помощь психолога, определённо. Я перестала есть, меня тошнило от одного вида еды. Единственное чем я питалась было успокоительное. Иногда я просто не могла дойти до дивана — падала. И нет, меня не пугала вся эта ситуация. Терять мне было нечего, поэтому перспектива умереть меня даже устраивала. Самокопание стало моим самым любимым занятием, а ночные кошмары навсегда поселились в моей спальне.
Я пыталась понять, правильно ли я сделала, уйдя от Кристиана. Когда на следующий день после маминой смерти, он привёз мои вещи, я опять сказала ему, что ненавижу его и не хочу никогда больше видеть. Но почему тогда сердце кричало о любви? Почему оно так хотело в его объятия? Почему? Я сломалась, да. Я не ожидала, что всё будет так сложно. Признаюсь, я была уверена, что Кристиан быстро сдастся и признается во взаимности моих чувств. Но он упорно не шёл на контакт. Что ещё ему надо было? Я согласилась на жёсткий секс, старалась, как могла, выполнять все его требования, была не против убийств животных, да и людей, которых он убил в прошлом. Да, я погорячилась с подвалом, назвав его монстром. Но неужели это было так страшно? Это эмоции, не больше. Я не верила, что он мог обидеться на эти слова. Как-то совсем уж не по мужски. Если бы он только сказал, что я нужна ему, что он хочет, чтобы я осталась потому, что у него есть чувства ко мне — я бы осталась, не раздумывая. Но ведь он промолчал. Единственной причиной, по которой он хотел видеть меня у себя дома, была моя безопасность. Плевать на безопасность. Мортем уже сказал Кристиану всё, что хотел. Зачем я могла быть ему нужна? В общем, я не знала, что мне делать. Днём я видела призрак мамы, а ночами Кристиана.
Он приходил в мои сны каждую ночь. Он был так нежен и ласков, шептал всякие нежности мне на ухо, говорил, что любит меня. Эти сны были хуже самых страшных кошмаров. Они заставляли моё сердце останавливаться на какое-то время, а затем снова биться с бешеной силой. Я подскакивала посреди ночи на кровати и плакала. В доме уже не осталось подушек и наволочек, все были мокрыми насквозь от слёз. Я хотела обратно к своему Кристи, но не могла набраться смелости и позвать его. Я была уверенна, что он больше не испытывает ко мне вообще никаких положительных чувств. Зачем ему такая как я? Какая-то дура, которая не может определиться в своих чувствах, то бросает его, то хочет вернуть. Наверное, я окончательно упала в его глазах. В его любимых, кровавых глазах. По ним я тоже дико скучала. Я хотела, чтобы они снова прожигали меня своим огнём, доставая до самой души. Хотела снова погладить его рожки, его крылья, увидеть его клыки и даже когти. Я хотела даже боли, что он любил мне причинять. Пусть делает, что хочет с моим телом, лишь бы был рядом. Я ждала, что он придёт, вломится ко мне в спальню через окно, и скажет, что плевать он хотел на мои заморочки и я буду с ним потому, что он так хочет. Я всё смотрела и смотрела в это проклятое окно, но там никто не появлялся, кроме тьмы. Только она на меня смотрела и, наверное, презирала за слабость и нерешительность.
Единственное, что у меня осталось от моего любимого Кристи — его перо, которое я у него выдрала из крыльев ещё в самом начале знакомства. Я держала его под подушкой, как талисман. Я верила, что оно охраняло меня. Каждый раз, когда я просыпалась вся слезах от увиденного во сне, я шарила под подушкой, ища перо. Так было спокойней. Но однажды оно всё-таки меня не уберегло.