– Ты думаешь, что я такая же, – озвучиваю свой ответ, как утверждение.
– Прости.
– Когда ты дал мне пистолет и предложил выстрелить в тебя, я этого не сделала, помнишь?
– Ты струсила.
– Нет, я просто пожалела тебя.
– Меня не за что жалеть. На мне смерти сотен человек. Я – убийца. Я смотрел им в глаза, когда они умирали и понимал, кто я есть на самом деле.
– Кто внушил тебе, что ты чудовище? Кто заставил тебя в это поверить? – сжимаю руку в кулаки от собственного бессилия.
– Меня окружали сплошные чудовища. И я стал таким же. Это не случайность – это судьба. Закон жизни гласит: выживает сильнейший. Я сделал всё, чтобы стать им! – он говорит громко, чётко и угрожающе. Его мимика и жесты наводят ещё больше страха, нежели сами слова.
Но я не боюсь его и уверена, что смогу переубедить.
– Что они с тобой сделали? – вопрос застаёт его врасплох и останавливает жуткую тираду. Он молча сверлит меня взглядом.
– Уничтожили. Они меня уничтожили. Того Эдварда, кем я родился, сжили со свету. А я лишь то, что от него осталось.
– Ложь!
– У тебя либо провалы в памяти, либо какое-то странное всепрощение. Белла, я делал тебе больно. И днём, и ночью. Я даже ударил тебя! – он замирает, словно сказанное забрало слишком много сил. Возможно, так оно и есть.
– Вовсе нет, – говорю мягким и любящим тоном, подходя к нему. – Ты вовсе не жестокий!
Он фыркает, но я не останавливаюсь, призывая его дослушать до конца.
– Кто ради меня вернулся из Америки? Кто снарядил частный самолёт, чтобы я попала из Германии в Испанию? Кто нёс меня на руках по трапу, а сегодня ночью успокаивал и целовал? Это был ты, – прожигаю его взглядом, ищущим правды. – И что, все эти поступки – доказательства твоей жестокости? Чудовищности, может быть?
– Ты так веришь в меня, что иногда мне становится тошно. Открой глаза, Белла!
– И что сделать? Уйти? – наступаю на него, ударяя по самому больному. – Прикажешь мне уйти?
– Если захочешь, – он закрывает глаза, и моё терпение лопается. Всё во мне лопается.
О чём мы говорим? Что обсуждаем? Я должна внушить ему правду не так явно, по-другому, с любовью.
А так я, словно известнейший деспот, пришедший силой указать свою волю.
– Я знаю, ты не веришь, что по отношению к тебе можно что-то чувствовать. Что ты можешь что-то чувствовать… – двигаюсь к нему медленно, говорю тихо и выверяю каждое слово и движение. Приближаюсь и останавливаюсь. Не притрагиваюсь, лишь смотрю в его закрытые веки, представляя, как они скрывают изумрудные омуты.– Но ты не прав. Я полюбила тебя, моего Эдварда. Прекрасного и замечательного. Самого лучшего.
– Полюбила? – глаза распахиваются и в них сияет ужас.
– Это перестало быть правилом ещё до операции Энтони, не так ли? – мягко намекаю я, всё ещё стоя перед ним, будто статуя.
– Я не смогу ответить на твои чувства.
– Ты уже отвечаешь. Твоя забота, твоя ласка – это и называется любовью, Эдвард!
– Пожалуйста, давай не будем об этом! – запуская пальцы в волосы, просит он. Я вздыхаю и киваю. Наверное, для него это, и правда, слишком сложно. Но главное – первый шаг уже сделан.
– Когда-нибудь мы вернёмся к этому разговору, – искренне улыбаюсь, сплетая его руку со своей и поднося к губам для поцелуя. – Всё наладится, и ты мне поверишь.
– Когда-нибудь, – мрачно соглашается он и отступает, убирая руку.
– Пойдём, найдём такси, – говорит мужчина, разворачиваясь и спускаясь со ступеней.
В моей душе переворот. Его слова – ножом по сердцу. Я только что призналась в любви, а он не смог ничего ответить. Я всё понимаю, но иногда – даже, скорее, часто – чувства сильнее разума.
Надеюсь, время всё расставит по местам.
Качаю головой, скидывая наваждение, и вслед за ним выхожу под моросящий дождь.
========== Глава 41 - Я так долго этого ждал... ==========
В такси мы едем молча. Эдвард смотрит в своё окно, я в своё.
Мадрид. Какие у меня с ним ассоциации? Изначально ими были солнце, быки и фламенко. Но сейчас, когда я увидела десятки достопримечательностей и изучила каждую досконально благодаря личному экскурсоводу в виде Эдварда, мне кажется, что это один из лучших городов на свете.
Два дня бесконечных экскурсий и прогулок оборвались скандалом и разбором «Кто есть кто?». Сейчас мы в ссоре. Или как там это называется в нашем случае?
В отель мы приезжаем всё в том же гробовом молчании. Поднимаемся в номер, но и теперь ни слова.
Эта давящая тишина начинает медленно сводить меня с ума, пока я иду по коридору с развешанными по стенам фотографиями работ каких-то испанских фотохудожников, Каллен идёт впереди и даже не оборачивается.
Между нами как будто выросла стена. И причина этому отчасти я. Моих рук дело наше недопонимание.
Мне нужно дать ему время, позволить всё осмыслить.
И всё же я боюсь, что, чем больше он думает, тем сильнее сомневается в самом себе. Возможно, все наши проблемы из-за того, что он считает себя недостойным меня.
Меня!
Никогда бы не подумала.
Открывая дверь нашего номера, он всё же придерживает её для меня, но этот жест получается таким отстранённым, что у меня к горлу подступает комок.
– Мне нужно немного поработать, – бросает Эдвард, когда я вхожу.