Созидая на краю рая (СИ)

– Головка, – не задумываясь, отвечает он, грустно смотря на меня растерянным взглядом.

– Ничего, малыш, ничего. Всё пройдёт, – наклоняюсь к его макушке и целуя её, разглаживаю нежную кожу под белокурыми кудрями.

– Где ты была?

– На работе, – отвечаю осторожно, но не задумываясь. Слова слишком быстро слетают с языка. И когда я научусь его контролировать?

– И ты пойдёшь на неё сегодня?

– Нет, зайчик, сегодня буду с тобой.

– Всю ночь? Весь день? – в глазах Тони такое неподдельное счастье, что мне становится до боли горестно за него. Он растёт один. Я прихожу и ухожу. Его жизнь – череда болезненных уколов, процедур, операций… Всё это он переживает внутри себя. Я всегда рядом во время наиболее сложных и болезненных процедур, но он прячется даже от меня. Видит, как горько мне, когда он показывает свою боль, и поэтому старается этого не делать. Он уже заботится обо мне. В то время как я пытаюсь хоть как-то добиться для него лучшей жизни. Работаю без перерыва, не сплю ночами, ем на завтрак кукурузные хлопья, и ни свет ни заря несусь в больницу. Он мой мир, центр моего мироздания. Каждый раз, заглядывая в эти голубые глаза, я представляю, как послушавшись своего парня, пошла на аборт и лишилась бы этого чуда. Нет, никогда бы не пошла. Жизнь ребёнка не стоит никаких денег. Если такое счастье уготовано судьбой, его нужно принимать, как бы ни было сложно. И я приняла. Он – неотъемлемая часть моего жалкого мирка. То, ради чего я живу и дышу.

– Да, малыш, всю ночь и весь день, – мягко повторяю я, пряча боль за вымученной улыбкой. Он же искренне улыбается, показывая ряд идеально белых молочных зубов. Помнится, такой же улыбкой улыбался мой отец. Милой, добродушной и естественной. Он был счастлив, видя, что счастлива я. И сейчас я понимаю, почему так происходило – он любил меня больше жизни. Любил любовью, которой любят своих детей и только. Став матерью, я испытала это в полной мере. Сейчас я знаю, что есть жизнь, которая намного дороже моей. Жизнь, которую я поклялась сохранить. И я это сделаю.

– Я принесла тебе сказки, Тони, – отпускаю его руки и тянусь к сумке, стоящей на софе, достаю оттуда небольшой томик с красочными иллюстрациями.

– Здорово! Ты прочитаешь мне что-нибудь?

– Всё, что захочешь, – улыбаясь, нежно треплю его по волосам, пытаясь, наконец, отойти от испуга, который в меня вселила Виктория. Позже нужно будет поговорить с доктором Маслоу. – Выбирай!

– «Принцесса на горошине», – мигом изрекает он, и я слегка удивляюсь такому выбору. Впрочем, сейчас у меня нет ни сил, ни желания оспаривать его решения. Если он хочет – я прочитаю. Всё, что угодно. Могу даже выучить наизусть и читать со сцены под бурные публичные овации. Все его желания, такие непосредственные и маленькие, которые присутствуют у каждого ребенка, я исполню.

Тони не похож на других детей. Он никогда не просит то, что я не могу ему дать. Ему нравятся шоколадные конфеты, но из-за проблем со здоровьем, нам пришлось от них отказаться. Он не плакал, когда я всё ему объяснила. Не кричал мне вслед, что я плохая и не люблю его, нет. Он наоборот пожалел меня, потому что я тоже любила шоколад, но никогда бы ни ела его на глазах у ребёнка, раз ему нельзя.

Энтони гораздо больше нравились книжки со сказками, чем машинки и прочие игрушки. Я приносила ему игрушки несколько раз в месяц, и он говорил «спасибо» и даже играл с ними. Но ничто не радовало его больше, чем книжки. Рассматривая картинки и слушая мое чтение, Тони начинал фантазировать и мечтать, отвлекаясь от преследующей его боли и реальности. Это прекрасно – уметь отключаться от действительности. Пребывать в спокойствии в любой ситуации, даже самой экстремальной. Это то, чему взрослые должны учиться у детей: не зацикливаться на проблемах.

И я стремлюсь. По крайней мере, пытаюсь.

Меня, как и любую женщину, мучает вопрос: « Хорошая ли я мать?». Конечно, я часто убеждаю себя в утвердительном ответе, да и Тони своими постоянными фразами-признаниями: «Я люблю тебя, мамочка», «Я скучаю по тебе, мам», говорит тоже самое, но сомнения остаются. Например, тогда, когда я вынуждена уходить от него вечером, направляясь в бар. Ненавижу вечер. Вечером я разлучаюсь со своим ангелом до самого утра. Это мучительно долго.

– «В одном далёком замке…» – я начинаю читать сказку, и во время произнесения некоторых слов смотрю на сына. Он улыбается, мечтательно прикрыв веки, и слушает меня. От его вида меня саму тянет на улыбку. Некое её подобие всё же проскальзывает на губах.

Читаю медленно, чтобы он успел вдуматься, придумать себе картинку, нарисовать её в сознании. Иногда он прерывает меня, описывая мне то, что придумал, и я с радостью дополняю это изображение.

Я дохожу до того момента, когда королева расспрашивает принцессу о том, как ей спалось, но тут внезапно дверь палаты приоткрывается, и в дверном проёме появляется фигура доктора Маслоу. Он ободряюще улыбается ребёнку, а потом кивает на коридор мне.

Взволнованно откладываю книжку, быстро киваю, а затем, поворачиваясь к сыну, в глазах которого уже серебрятся слёзы, ласково произношу: