Михаил Сперанский. Этот «эталон русской бюрократии» вспоминается у нас крайне редко, а применительно к делу воспитания — никогда. А ведь то был чиновник и творец законов от Бога. Но также и эталон гражданина.
Самый удивительный вельможа царских времен, выходец из Владимирской глубинки, он за считанные годы вырос из малозначимого канцелярского работника в первого советника царя Александра I. Был простолюдином — стал графом. Но, грубо говоря, не заелся, каждый свой день рождения спал на сундуке, завернувшись в старенький тулупчик. Не давал себе забыть, откуда он вышел.
Чиновников обычно считают людьми беспринципными и чуждыми высокой морали, но не таков Сперанский. Оставшись вдовцом в 28 лет, он так до самой смерти своей и не женился, дабы не исковеркать отношений с любимой дочерью. Хотя породниться с ним готовы были самые высокородные семейства России. Принято считать, что на «государеву службу» отмеченные каким-то талантом люди не идут. Зачем им терпеть унижения и все делать под копирку и по ранжиру, если есть возможность проявить себя в другой профессии. Тут был совсем другой случай. Михаил Михайлович мог бы стать и выдающимся юристом, и философом, и писателем. Но так сложилась судьба. Приметили на самом верху.
Екатерина II писала: «Когда мне…случалось встретить умного человека, во мне тотчас рождалось горячее желание видеть его употребленным ко благу страны». Императрица, как известно, даже любовников выбирала, способных к государственной деятельности. Эта ее особенность передалась внуку. Приметив Сперанского, Александр I «употребил» его для своих планов преобразования власти в России.
Какой бюрократ будет корпеть над бумагами по 18 часов в сутки? Только бюрократ-романтик, коим и был Сперанский. А как еще его назвать, если он свято верил, что молодой царь использует «самовластие для обуздания самовластия». Не случайно в мемуарах современники отмечали у Сперанского «возвышенность ума и сердца».
Нельзя сказать, что Михаил Михайлович, сам еще в ту пору молодой человек, идеализировал Александра. Заняв трон, тот действительно хотел превзойти бабку Катерину в преобразованиях.
Первым делом Сперанский предложил очистить чиновничество от невежд и установить для поступления на службу образовательный ценз. Царь, не раздумывая, подмахнул этот закон. Потом Сперанский предложил децентрализовать власть и учредить местное самоуправление. Помимо волостей, как низшей территориальной единицы, Сперанский предложил ввести в волостях и уездах свои местные законы и суды, в том числе суды присяжных, соблюдать гласность судопроизводства и выборность судей. Ничего этого даже в Европе еще не было. Похоже, только Наполеон понял, какого статс-секретаря завел себе Александр I, и предложил за Сперанского «какое-нибудь королевство».
Именно по предложению Сперанского произошла и реформа высшей государственной власти. Госдума — Сенат — министерства. И все три ветви власти сходились теперь к Государственному совету и престолу.
«Мне бы треть его ума, и я стал бы великим человеком», — сказал о нем Аракчеев. А Наполеон называл Сперанского «единственной светлой головой в России».
На пике своей карьеры, в 1809 году, Сперанский обедал в обществе царской семьи 77 раз. Но уже в следующем году — ни разу. Предложенный им закон о налогообложении дворянства не прошел ему даром. Сказалась и склонность Александра I считать интриганов более полезными, чем честных людей. К тому же, Сперанский был единственным из вельмож, кто смел возражать императору, зная, что может разом потерять все. И, в конце концов, потерял — был обвинен в государственной измене и отправлен в ссылку.
После победы над Наполеоном он был почти прощен, но при этом сослан в Сибирь, генерал-губернатором. Сибирь-то в ту пору была территорией, где не было ни закона, ни сколько-нибудь упорядоченной системы управления. Условием возвращения Сперанского в Петербург было наведение порядка. Сперанский справился с этой задачей. А сверх того сделал так, что сибиряки так и не стали крепостными.
Он успел еще послужить царю до его кончины. А потом, после восстания 1925 года, попал под подозрение в связях с декабристами, и целый ряд лет соединял участие в большой политике со страхом в любой момент быть отправленным Николаем I в Петропавловскую крепость.
Но нам интересны не перипетии удивительной судьбы Сперанского, а его заветы. Некоторые из них небесспорны. Он, например, считал, что в чиновничьих ошибках и даже злоупотреблениях «виновны не люди, а установления». То есть законы и циркуляры первичны, а их исполнители — чиновники, вторичны. Хотя примером собственной карьеры указывал как раз на обратное. Какими бы несовершенными ни были порядки чиновничьей службы, они не склонили его ни к взяточничеству, ни к каким-то другим злоупотреблениям.