Созидание души

Исходя из такого представления, легче прийти к утверждению, что утрата нашей культурой «пайдейи» привела к вакууму, которому раньше или позже предстояло заполниться юнгианской идеей индивидуации или какой-либо иной формой культурного сознания (например, восточной философией), которая могла бы послужить ее эквивалентом. Тот факт, что анализ начал свою жизнь в качестве терапевтического инструмента, может даже считаться случайностью, ибо анализ раньше или позже должен был пойти по пути индивидуации, что и было впервые предложено Юнгом.

Не обязательно придерживаться экстремальной точки зрения, заставляющей тревожиться в предвидении того, что внимание к клинической специализации – которая все более стимулируется законами, начинающими управлять психотерапией как клинической дисциплиной, – может привести анализ к утрате своего потенциала в качестве объединяющей силы внутри культуры как дороги к росту цельной, сознательной личности. Но если индивидуационный анализ пойдет по пути греческой «пайдейи», то вполне вероятно, что чрезмерная специализация в психотерапии может завершиться тем, что анализ повторит судьбу «пайдейи», на которую ее обрекли софисты: произойдет его быстрая трансформация в ускоренный курс специализированного развития, конечным результатом чего явится постепенное исчезновение первоначальных, основополагающих идеалов.

Заключение

В данной статье мы попытались обнаружить в идее «пайдейи» важный исторический прецедент концепции индивидуации.

Идею «пайдейи» в наши дни часто неверно истолковывают как практиковавшуюся в Древней Греции форму «обучения». Принятое в настоящее время понимание слова «культура» отличается от первоначального смысла cлов «cultura animi» – «культура души» – и все в большей степени используется в его светском значении, социальной структуры или даже материального инструмента цивилизации. Уроком «пайдейи» является то, что этой внешней и антипсихологической форме культуры некогда противостояла внутренняя форма культуры. Проявляемый в наши дни интерес к индивидуации можно рассматривать как возвращение подавляемого: возвращение к внутреннему смыслу и форме культуры, широко распространенной в Древней Греции, которую Запад должен был бы унаследовать. Однако характерная для Запада склонность к экстраверсии и специализации привела к тому, что ею пренебрегли.

Во второй части данного эссе дается анализ «пайдейи». Для греков это понятие было значительно шире, чем понятие простого обучения. Оно не ограничивалось образованием юношества в возрасте психического созревания и взросления. Подразумевалось, что «пайдейя» продолжается на протяжении всей жизни. Прежде всего, она не состояла из твердых правил обучения и не могла программироваться: скорее здесь шла речь об индивидуальном развитии врожденного природного потенциала.

В третьей части эссе кратко рассматривается классический пример «пайдейи», взятый из так называемой «Телемахии» (начальных песен поэмы «Одиссея», где описывается завершение перехода к зрелости Телемаха, сына Одиссея). Развитие Телемахом своего мужского потенциала опирается на фантазии юноши, относящиеся к его отцу, а также на образы двух взрослых фигур, служащих ему примером: сначала это Мент, а затем Ментор. Похожие на людей, обе фигуры на самом деле являли собой два воплощения богини Афины и поэтому таили в себе некие высшие силы. На современном языке юнгианского психоанализа это можно описать как врожденное и архетипическое стремление (drive) к открытию и реализации потенциальных талантов и качеств, которыми природа одаряет индивида. Таким образом, потребность в реализации природного потенциала представляет собой архетипическую идею, странным образом перекликающуюся через столетия с идеалом «пайдейи».

В последней части этого эссе анализируется смысл того, что модели и нарративы, стимулировавшие «пайдейю» в Греции, уже существовали в поэмах Гомера. В поэзии Гомера дается общий и унифицированный канон совершенного человека. Разрушение этого канона – как в истории европейской культуры, так уже и в Древней Греции (в эпоху софистов) – и учреждение все более специализированной философии привело к появлению абстрактных знаний, а также специализированных и односторонних способов достижения зрелости. Хотя такие меры и содействовали прогрессу, они не способствовали совершенствованию человека в целом. Можно предположить, что ностальгия по «пайдейе» косвенно проявляется в широком распространении интереса к идее индивидуации.

2.5. Разрушать и создавать 59

Мы устали слышать только о креативности: повторение одного мотива столь же креативно, как какая-нибудь статья для широкой публики.

С тех пор как мысль Юнга проникла в глубины нашего мышления, мы подозрительно относимся ко всему одностороннему. Мы ищем целостность. Мы подозрительны к чистому свету. Мы ищем тень, которая его дополняет.

В этом смысле мы можем сказать, что психика хочет создавать, но также и разрушать.

Единство созидания и разрушения поражает нас в Италии.