Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

Чтобы не размывать картину, возьмем в качестве примера почти что до предела упрощенную систему обработки информации: термостат. Если рассматривать его в качестве устройства, обрабатывающего информацию, то термостат имеет всего лишь три информационных состояния (одно состояние приводит к охлаждению, другое — к нагреванию, третье — к бездействию). И тезис, таким образом, состоит в том, что каждому из этих информационных состояний соответствует феноменальное состояние. Три этих информационных состояния будут отличаться друг от друга, и изменение информационного состояния будет приводить к изменению феноменального состояния. Мы могли бы задаться вопросом: каков характер этих феноменальных состояний? Иначе говоря, каково это — быть термостатом?

Наверняка быть термостатом не очень интересно. Обработка информации настолько проста, что мы должны ожидать не большей сложности и от соответствующих феноменальных состояний. Здесь будет три элементарно отличающихся друг от друга феноменальных состояния, лишенных какой бы то ни было дополнительной структуры. Не исключено, что эти состояния можно мыслить по аналогии с нашими ощущениями черного, белого и серого: феноменальное поле термостата может быть полностью черным, полностью белым или полностью серым. И даже это было бы слишком щедрой трактовкой структуры переживаний термостата, так как визуальное поле предполагается имеющим какую-то размерность, а черное, белое и серое имеют сравнительно богатые характеристики. На деле надо было бы ожидать чего-то гораздо более простого, для чего не существует аналога в нашем опыте. Мы едва ли смогли бы лучше симпатически представить эти переживания, чем может представить зрение человек, который лишен его, или чем люди могут представить, каково это — быть летучей мышью; но мы хотя бы можем что-то интеллектуально знать о фундаментальной структуре соответствующих переживаний.

Чтобы эти идеи не казались столь безумными, мы можем поразмыслить о том, что могло бы случиться с опытом при смещении вниз по шкале сложности. Мы начинаем с привычных случаев, с людей, у которых крайне сложные процессы обработки информации порождают хорошо нам известные сложные переживания. Если сместиться к менее сложным системам, то едва ли есть серьезные основания сомневаться в том, что собаки или даже мыши обладают сознанием. Некоторые оспаривали это, но, как мне кажется, зачастую это происходило из-за смешения феноменального сознания и самосознания. Мыши могут быть практически лишены чувства Я, и им может быть недоступна интроспекция, но кажется совершенно правдоподобным, что мыши как-то переживают свое существование. Мыши воспринимают свое окружение в таких паттернах информационного потока, которые не так уж сильно отличаются от тех, что имеются в наших собственных мозгах, разве что гораздо менее сложных. И естественно будет предположить, что «перцептивному многообразию» мыши, которое, как мы знаем, у них имеется, соответствует «феноменальное многообразие». Перцептивное многообразие мыши весьма богато — мышь может проводить множество перцептивных различений — и поэтому ее феноменальное многообразие тоже могло бы быть таковым. Вероятно, к примеру, что каждому различению, которое может произвести и использовать при восприятии окружения визуальная система мыши, соответствует феноменальное различение. Доказать, что так и есть, невозможно, но такое представление о феноменологии мыши кажется наиболее естественным.

При движении вниз по шкале — от ящериц и рыб до слизней — мы видим, что к ним можно применить аналогичные рассуждения. Кажется, нет серьезных оснований предполагать, что феноменология должна исчезнуть при сохранении достаточно сложной перцептивной психологии. Если это происходит, то либо существует радикальный разрыв между сложными переживаниями и их полным отсутствием, либо где-то на указанном пути феноменология начинает рассогласовываться с восприятием, так что на каком-то этапе относительно богатое перцептивное многообразие сопряжено с гораздо более бедным феноменальным многообразием. Первая гипотеза выглядит малоправдоподобной, а вторая предполагает, что внутренние переживания промежуточных систем будут странным образом оторваны от их когнитивных способностей. Альтернатива уж точно, по крайней мере, не менее правдоподобна. Быть рыбой, вероятно, гораздо менее интересно, чем быть человеком, так как ее более простой психологии соответствует более простая феноменология, но кажется достаточно основательным предположение, что как-то быть ею все-таки можно.