Созвездье Пса

Обряд мог проводиться в лунную ночь. Следует отметить, что полнолуние конца лета считалось в античной Греции главным, поэтому наиболее важный обряд проводился скорее всего в полнолуние августа.

Обряд начинался за час до полуночи по нынешнему счёту времени. Снимались деревянные щиты, закрывавшие вход. Посвящённые ждали возле ступеней. Наконец первый лунный луч падал на верх алтарной ниши, освещая корону на голове богини (в случае если это была Дева или Херсонас). Затем освещалось лицо, вся фигура. Вслед за этим в святилище входил жрец — или даже двое, по двум лестницам, идущим от площадки, начинавшейся ниже сохранившихся двенадцати ступеней. Вошедшие медленно приближались к алтарю, где начиналось главное таинство, при котором каким-то образом использовалось воздействие перечисленных выше факторов на психику человека. Это могло быть пророчество (ясновидение) или даже активное магическое воздействие, в котором какую-то роль играла статуя в нише.

После перестройки святилища в христианскую Крипту обряд, конечно же, стал проводиться по всем христианским канонам (обычные христианские службы), однако в нём каким-то образом могла быть по-прежнему использована специфика этого уникального сооружения.

Следует вспомнить, что Херсонес стал доступен для врагов после того, как св. Владимир, взявший город обманом, вывез в Киев много христианских реликвий. Не была ли тогда разорена и Крипта?

Все эти предположения пока ни в малейшей мере не опираются на факты…

 

…Лунный свет плещется на неровной, покрытой выбоинами скале, лунный огонь клубится над чёрным провалом, неслышно уходит обратно к чёрному безвидному небу. Каменные ступени обрываются в лунную кипень, холодные волны совсем близко, совсем рядом. Бледное тревожное пламя вспыхивает в пустом осквернённом алтаре…

Чужая тайна, давняя, забытая навсегда. Вытяни пальцы, коснись, почувствуй, вдохни… Но тайна останется тайной, я напрасно сижу возле врубленной в скалистую твердь лестницы, напрасно жду какого-то ответа, напрасно, напрасно…

Холод скалы, холод ночного воздуха, холод лунных лучей…

Город славен, богат. Его стены крепки.
Но неслышно текут воды Леты-реки.
Всё прошло. И у старых забытых развалин
Злые тощие козы жуют сорняки.

 

Режим есть режим. Стоит один раз поспать вволю, и шестичасовой будильник воспринимается вдвое горше. Голова падает обратно на спальник, веки захлопываются, Бог с ним, с Мангупом, стоял — и ещё постоит. Без нас.

За плечо дёргают, и веки вновь, хотя и не без скрежета, приподнимаются. Железный человек Борис уже встал. Вид у него, правда, сомнамбулический, но у меня, вероятно, ещё веселее. Кофе… Кофе!

…Спасительный, воскрешающий, из гроба поднимающий…

Глоток, ещё глоток… Уже можно двигаться и даже соображать. Что у нас со временем? Нормально, но, боюсь, Свету ещё предстоит будить. Пока добудишься, пока приведёшь в чувство… Вот что, Борис, заварим-ка ещё одну кружку. Жди нас в семь с четвертью на скамейке, что у поворота на Древнюю…

Не забыть кепку… Очки… Кроссовки… Годится, можно идти.

Двигаюсь осторожно, стараясь не расплескать кружку с допингом. Далековато нести, но другого выхода нет.

Ясное дело, Света спит. Первое, что она видит, приоткрыв глаза, это, естественно, ёмкость с кофе. Уже со вторым глотком начинает проглядывать сознание. Наконец кофе выпит и можно спокойно покурить, кажется, самая сложная часть операции — побудка — прошла успешно.