Ближе к полудню, когда жара вступает в свои права и тень в раскопе ползёт под юго-восточную стену, становится совсем невмоготу. Остальным, впрочем, не легче — не иначе, весь личный состав экспедиции совершал этой ночью двенадцать Геракловых подвигов. Да, штормит нас, штормит… Мучает соблазн махнуть на всё рукой и отправиться по домам, тем более что грязюка, ползущая из-под кирок, не способна вдохновить даже желторотого Славу. Но нельзя, нельзя, не то совсем разопсеют! Нет уж, стой под солнышком, мучайся, будешь знать, как по ночам шкодить!..
Положение спасает мрачный Д., решительно заявивший, что нам с ним надо обязательно зайти в камералку, а затем к нашим сараям, где так хорошо сидится в тенёчке. Приказ есть приказ. Борис, оставайся за старшего и обязательно… Впрочем, не обязательно.
Ну его всё!..
Мы с Д. ещё не успеваем скрыться из виду, а весь трудовой люд — затылком чую! — уже ставит инструмент аккуратненько к стеночке, а сам поудобнее располагается в тенёчке. И слава богу! Больно уж день сегодня такой… Геофизический.
У сараев, само собой, тишь да гладь. Одинокая девица-практикантка, высунув кончик языка, перерисовывает обломок какой-то глиняной кастрюли. Очередная смена завтракает.
Едят!
А вот и О. с супругом. День добрый, день добрый!.. Спасибо, сходили нормально…
Д. с важным видом даёт ценные руководящие указания рисующей девице, после чего мы имеем законное право и даже обязанность возвращаться на раскоп, однако ноги отчего-то ведут нас в обратном направлении. Вскоре мы оказываемся в увитом виноградом и окружённом кипарисами монастырском дворике, аккурат напротив игуменского корпуса. Чудный дворик! Строй колонн с рельефными крестами окружает старый фонтан, где ещё недавно плавали золотые рыбки. Увы, теперь там ни воды, ни рыбок, но всё же это место выглядит дивным оазисом среди полуденного пекла. Неплохо строили монахи-мракобесы!.. Скамейка притягивает, и через минуту мы уже покуриваем, теша взор увитыми плющом стенами старинного здания.
…В полночь среди этих колонн бродит Чёрный Монах — тень, призрак, фантом, нежить. Без креста, без лица, тёмное пятно под капюшоном, тёмное пятно в лунном свете, тёмный страх в мёртвом Херсонесе…
Нет, мы вовсе не бездельничаем, такого совесть не позволит. Тело бренно, но бессмертна мысль, и, прикованные к скамейке, мы размышляем. Сначала вслух, потом про себя, каждый о своём…
Рабочая тетрадь. с. 26— 27.