Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Диана Кирсанова Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

…Я еще никогда не видела покойника, пьющего чай.

Он сидел в моей кухне, да, в моей кухне, в моем доме, который я покинула каких-нибудь пять часов назад, с комфортом расположившись в простенке между вечно урчащим холодильником и хромоногим столом, прислонившись к стене и положив ногу на ногу.

Одна его рука покоилась на столешнице рядом с еще горячей чашкой чая, вторая лежала на колене, и между пальцами мирно дымилась толстенная сигара. Коротко стриженным затылком этот человек упирался в стену, а безжизненный, отстраненный взгляд серых глаз был уставлен прямо на меня.

Я закричала.

Здесь надо заметить, что, имея немало недостатков — например полное отсутствие романтизма в характере, критический склад ума и нелюбовь к новым знакомствам, — я тем не менее обладаю крепкими нервами. И кому-то нужно было очень постараться, чтобы заставить меня вот так грохнуться на пол прямо посреди кухни, неловко подогнув колени, и заорать благим матом, вцепившись в волосы и глядя вытаращенными, вот именно — вытаращенными, глазами на человека, который еще вчера подшучивал надо мной, уговаривая бежать с ним в Латинскую Америку!

А сейчас он сидел на моей кухне и был мертвее мертвого, хотя рядом с ним и стояла чашка с чаем и вазочка с засахаренными конфетами-подушечками, которые я любила с детства и которые моя бабушка смешно называла «Дунькина радость»…

Он был мертв — одутловатое лицо с вывалившимся языком и сине-багровые пятна на шее не оставляли никакого сомнения в этом, — но сидел за моим столом в кухне в расслабленной позе званого гостя, попивающего чай с конфетами «Дунькина радость», и никто, ни один человек в мире не мог объяснить мне, как он сюда попал!

Мертвец был безукоризненно, даже щегольски одет — этот прекрасный кремовый костюм, такой же жилет, желтый шелковый галстук и светлые туфли были на нем вчера. Я еще тогда заметила, что он выглядит как жених, и подумала, что вовсе необязательно так хорошо одеваться, отправляясь на встречу с двумя немолодыми женщинами, которые всего-навсего мечтают выйти замуж на четвертом десятке лет.

Но сейчас, да, сейчас он был мертв, и его парадное одеяние казалось какой-то чудовищной насмешкой надо всем — и надо мной тоже.

* * *

Когда первый шок прошел, я на ватных ногах вышла в прихожую и далее из квартиры. Я шла, хватаясь руками за стены, не останавливаясь и не оглядываясь.

И в лифте я ехала с таким лицом, что соседка Алиса Сергеевна, которая за тридцать лет нашего проживания на одной лестничной площадке научилась разве что изредка кивать мне, неодобрительно поджимая губы, на это раз охнула и спросила с искренним сочувствием в голосе:

— Боже мой, что это с вами, Верунчик? Вам плохо, да?! Бледная вы какая… Как… как мертвец!

Выйдя из подъезда, я опустилась на залитую последним, ускользающим осенним солнцем лавку и, сжав голову ладонями, попыталась сосредоточиться.

Получалось плохо.

Вернее, совсем ничего не получалось — совсем не получалось понять, как этот человек, которые еще вчера вечером, смеясь, протягивал мне через стол руку, приглашая «на тур старинного венского вальса», — сегодня превратился в мертвеца, и этот мертвец сидит за моим кухонным столом.

В памяти, словно слайд-шоу на экране компьютера, мелькнули цветные картинки воспоминаний.

Пачка денег на столе конторы…

Странная женщина с сильно накрашенными губами, делающая нам неожиданное предложение…

«Наука соблазнения», которую приходилось постигать тут же, на лету, вместе с переодеванием и макияжем…

Поразительное, ничем не объяснимое исчезновение вот этого человека из запертой квартиры на шестом этаже элитного дома…

Труп.

* * *

Пожалуй, нужно все-таки начать с самого начала.

Идея открыть брачную контору принадлежала Люське.

Мы были знакомы с ней сто лет и когда-то даже дружили, хотя и являлись полными противоположностями во всем: я всегда была неповоротливым, лишенным даже в юном возрасте грации существом, у которого никогда не просили телефончик, не провожали до дому и не баловали подарками — разве что коллеги на Восьмое марта.

А Люська, напротив, со студенческой скамьи покоряла мужиков пышной копной легких и золотистых, как сноп спелой ржи, волос, нежным цветом лица, стройными ножками, белыми ручками, легкой походкой и умением смотреть на собеседника восхищенными, опушенными густой рамкой ресниц глазами сочно-шоколадного цвета.

Благодаря этому всему она выскочила замуж уже на втором курсе и сейчас имела великовозрастную дочь Валерию — флегматичное, некрасивое существо, ничем не напоминающее мать, студентку третьего курса МГУ, гуляку-мужа Борю, здорового мужчину с крепким торсом и руками, который несколько раз в год погружался в бурный водоворот очередного любовного приключения.