Я бесшумно перелезаю через подоконник и спускаюсь на крышу террасы. Аккуратно прикрываю за собой окно, но не до конца – чтобы можно было при необходимости вернуться тем же способом. Чуть припадаю вниз, дабы не привлечь случайный взгляд, и медленно подбираюсь к краю крыши. Высота небольшая, да и к тому же, внизу установлены пышные клумбы. Мысленно попросив прощения у садовника, я бесшумно спрыгиваю вниз. Приземление на мягкую почву клумбы оказывается безболезненным, и я поскорее выбираюсь из неё на газон. Поправляю слегка примятые растения и снова оглядываюсь по сторонам. Пока что мне везёт – гневных окриков не слышно, меня никто не заметил.
На углу дома висит одна из камер, её наличие я подметила ещё вчера. Мне трудно судить о её поле зрения, поэтому я обхожу этот угол по огромной дуге. До велосипедов приходится добираться почти окольными путями между аккуратно подстриженными цветниками. Небольшой передышкой от нервного напряжения становится теплица, за которой я прячусь и перевожу дух. Отсюда я осматриваю место, где припаркованы велосипеды, и, убедившись в отсутствии ненужных глаз, лёгким бегом направляюсь к своей цели.
На моё счастье, велики оказываются не пристёгнуты к перекладине, на которую опираются. Я осторожно откатываю один – тот, что выглядит попроще, и тут же зажмуриваю глаза от громкого стрекота цепи, который возникает от прокрутки колеса. Чертыхнувшись, я приподнимаю заднее колесо велосипеда и качу его так, почти на весу.
Чувствую себя вором, но упрямо подавляю призывы совести всё бросить и вернуться в комнату. Раз решила, нечего пытаться отступить.
Добравшись до невысокой пристройки, я не с первого раза затаскиваю велосипед на три металлические бочки, покрытые сверху дощечкой. Забираюсь на крышу сама, а потом затаскиваю свой транспорт – не без труда, но всё же успешно. К моменту, когда я сбрасываю велосипед на землю по другую сторону забора, я успеваю взмокнуть и устать.
Парни не простили бы мне такой девчачьей слабости. Обязательно бы завалили шутками и подколами. Я живо представляю, как Лиам корчит рожу, сетуя на то, что я сдала позиции за последнее время, а Лео живо соглашается с ним и поторапливает меня, подталкивая со спины.
Я улыбаюсь и спрыгиваю на землю чуть дальше велосипеда. Отряхиваю ладони от грязи и оглядываюсь, убеждаясь в относительной успешности моей задумки, а потом сажусь на велосипед и наконец начинаю долгий путь.
Нельзя сказать, что я общительный и успешный в социуме человек. Но есть у меня одна тёплая компания… И если бы отец узнал о ней, он наверняка пришёл бы в ужас.
Каждому родителю было бы трудно свыкнуться с мыслью, что его дитятко водится в банде подростков-нелегалов, промышляющих вандализмом и мелкой кражей. А особенно такому родителю, как мой отец. Ко всему прочему, я являюсь лидером и основателем этой шайки. И теперь… теперь, кажется, пора возвращаться к моим ребятам.
К заброшенной автомастерской я приезжаю лишь в первом часу ночи – и это при том, что я гнала на издыхании, дабы проветрить голову и изнурить тело так, чтобы не оставалось лишних сил на тревожные размышления. Всё-таки не слишком спокойно на душе, когда тебя окружают километры леса, и неизвестно, что хуже: если дорога под колёсами останется всё так же пуста, или если на ней появится кто-то ещё.
Когда знакомое двухэтажное здание, брошенное на отшибе пригородного района, показывается впереди, я издаю облегчённый выдох. Расположенные слишком высоко окна источают тёплый свет, а значит, ребята всё ещё там.
Я оставляю велосипед возле припаркованной машины Лиама – настолько яркой, что режет глаза даже в темноте улицы. Я улыбаюсь, восстанавливая дыхание после долгой поездки, а потом прохожу в просторное, обустроенное под наше убежище помещение.
Ребята оказываются в полном составе. Сидят, как и всегда, на сдвинутых к центру старых диванчиках и пуфиках, а низкий столик из старых поддонов заполнен коробками с пиццей и пакетами фастфуда. Джексон – самый старший из нас, занимает одинокое кресло, косящееся на одну ножку. Его смуглое загорелое лицо выглядит слегка усталым и сонным. С течением времени мексиканский колорит его внешности заточился, стал изящнее и естественнее. Парень все так же не изменяет своей излюбленной чёрной безрукавке, которая позволяет разглядеть его подкаченные руки.
Неизменный Лиам, душа нашей компании и её главная проблема, разваливается на диване и пытается поймать ртом подбрасываемые вверх сырные шарики. Судя по пустым банкам пива, сложенным с его стороны столика, сегодня он опять уснёт прямо здесь.
Ноа – мозг всех наших «операций», генеральный штаб логики и кафедра совести, удерживающий нас от самых глупых затей. Сегодня он выглядит чуть мрачнее, чем обычно, и пялится взглядом в телефон, не переняв общего веселья.
Даже Питер сегодня здесь. Он сидит спиной ко мне и пытается подобрать кусочек пиццы так, чтобы сыр не растёкся соплями по всему пути от коробки до его рта.