– На черта мне сдалось нажимать! – пробормотал капитан. – Погоди, получишь второе письмо, тогда запоешь иначе.
Но все же он решил посвятить Плотникова в загадку поисков. Плотников подумал, поплевал на папироску и ответил:
– Ну что ж. Помогу. Дело, по-моему, почти государственное.
Он действительно помог. Через несколько дней он рассказал капитану, что Виттоль опять в Сухуме и сейчас уехал в Очемчиры за табаком.
– Надо ехать вслед, – забеспокоился капитан. – Черт его знает, что у него там в Очемчирах.
Плотников отпросился на два дня, и они уехали. В Очемчирах Виттоля не застали, – час назад он выехал на лошадях обратно в Сухум. Капитан побагровел и стукнул кулаком по столу. Они сидели в лухане.
– Сукин кот! – Он хмуро посмотрел по сторонам. – Опять я зеванул. Надо сейчас же жарить в Сухум.
Духанщик посоветовал сговориться со шкипером Абакяном. Шкипер собирался вечером отойти в Сухум.
Нашли Абакяна. Он сидел на палубе паршивенькой моторной фелюги со странным названием «Ошибка революции» и ел кефаль. Абакян был суетлив, предупредителен, видимо побаивался капитана.
– Что за название такое – «Ошибка революции», а? – грозно спросил капитан. – Что это значит!
– Ницего не знацит. Цветное слово, ницего, – залопотал Абакян и объяснил, что фелюгу построили после революции, фелюга вышла дрянная, вот и назвали ее «Ошибкой».
– Вот здули! Что за народ, ей-богу, черт его знает!
Абакян виновато заморгал глазками и подтянул широченные коричневые штаны. Из-под синей его каскетки стекал пот. Пассажиры были страшные, – как бы чего не вышло (у Абакяна в трюме был запрятан безакцизный табак). Он пошел к духанщику и долго с ним совещался. Духанщик подумал, высморкался в полу бешмета и таинственно поднес Абакяну ошеломляющую новость.
– Чекисты! Тебя доведут до Сухума, и там ты пропал. Сделай так, чтобы не попасть в Сухум. Понимаешь?
Абакян поплевал, поцокал и пошел на берег.
– Ай, ошибка, ай, ошибка слуцилась! – бормотал он, вытирая рукавом пот. Руки его дрожали от скорби. Конечно, он пропал. Уныние плоских и грязных Очемчир усугубляло тоскливое настроение. Он решил удрать раньше срока, но на палубе «Ошибки» заметил страшных пассажиров.
– Сидят, собаки, – прошептал он, – сидят, шакалы, чертовы дети, холера на их головы!
Приходилось подчиниться судьбе.
Вечером в редком тумане снялись с якоря и пошли. Ветра не было. Работал мотор; он сопел и брызгал нефтью. Стук его быстро усыпил капитана и Плотникова. Абакян сидел на руле. Скупые огни Очемчир отодвигались, меняли места, гасли на пустой малярийной равнине. Горы ушли в глубь страны.
Капитан повертелся на палубе, пробормотал, что «у пиндосов и в море блохи», и уснул. Волны шуршали о борта, как разрезанный шелк: «Ошибка революции» шла полным ходом.
На рассвете капитан проснулся и растолкал Плотникова. Подходили к Сухуму; в рассветной мути, полной снов, горели редкие огни.
Капитан потянулся, посмотрел на Абакяна. Абакян спал, обняв штурвальное колесо. Голова его ездила по ободу, каскетка свалилась.
– Ну и дрянной шкиперишка! – капитан тряхнул Абакяна за плечо. – Что же ты спишь, зараза, на штурвале! Суда не нюхал, арестант?
Абакян помотал головой, замычал и свалился на палубу. Капитан отодвинул его ногой, стал к штурвалу и сказал вниз мотористу:
– Ты хоть не спи, черт вас знает! Вот скажу начальнику порта, какие вы моряки.
Из трюма раздалось недовольное бормотанье: моторист не спал.
Капитан взглянул на берег, прищурился и потряс головой, будто сбрасывал сон. Потом снова взглянул на берег.
– Что за лавочка? – пробормотал он и вдруг крикнул Плотникову: – Гляди на берег, видишь?
Впереди были огни, унылый и плоский берег, горы отступили в глубь страны, и капитан узнал вчерашний духан, где ему посоветовали сговориться с прохвостом Абакяном.
– Очемчиры! – проревел он и толкнул Абакяна. Тот вскочил. – Очемчиры, бей тебя гробовой доской! Что у тебя, руль заклинило, паскуда?
– Заснул, немнозко, – залопотал Абакян. – Руль взял на борт, ай, какая ошибка вышла, ай, ошибка!
Пока капитан и Плотников спали, «Ошибка революции» сделала гигантский круг по морю и снова подходила к Очемчирам. Капитан, зная себя, сдержал бешенство, подступившее к горлу.
– Ну, погоди, – сказал он глухо Абакяну. – Недолго ты проплаваешь на своей «Ошибке», барахольщик. Я заявлю начальнику порта.
– Что я могу делать, – ответил Абакян. – Я то- же целовек.
Он перехитрил капитана. Капитан и Плотников нашли извозчика и уехали. Абакян сидел в духане и повизгивал от хохота. Безакцизный табак мирно лежал за обшивкой.