Созвездие Хаоса

– Анна Ласкина из администрации не заходила?

– Я не знаю, кто это. Приходили какие-то чиновники, да и женщина была среди них. Но я затрудняюсь сказать.

– А ваш директор и по совместительству дирижер, он знал Саломею?

– Он всего год здесь директорствует. Раньше в оркестре «Стасика» играл.

– В театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве?

– Абсолютно верно, у них прошли сокращения. Я его и пригласила сюда, к нам. Мы старые друзья с Севой.

– Что-нибудь еще можете вспомнить о том последнем вечере пятого января? Может, что-то всплывет в памяти? Какой была Саломея? Может, чем-то встревоженной, напуганной? Что-то говорила, кого-то упоминала?

– Я ее увидела лишь на сцене, когда начался концерт. Здесь все сновали в дикой запарке. Она приехала и сразу прошла в комнату за сценой. А я с афишами возилась здесь, в фойе. После концерта я зашла к ней. Поздравила, мы поболтали минут пять – даже не помню о чем. Было уже поздно и холодно. Она торопилась на автобус – свой, по расписанию, что ее прямо до дома довозит, чтобы не делать пересадку в Дубне. Если бы я только знала… Я бы с ней пошла, проводила бы ее до остановки и… Ох, но что я могла!

– Пьеса «Тамбурин» Рамо – она ее на концерте исполнила дважды? В программе и на бис?

– Ой, я уже не помню. «Тамбурин» у Рамо – это нечто вроде хита на все времена. Почти эстрадного хита, хоть исполняют на клавесине или рояле. Это гвоздь программы.

– Названия пьес значились в афише концерта? – спросила Катя.

– Мы всегда стараемся подробно писать, что будет исполняться. Наши зрители любят точность во всем, даже в музыке. Это же люди науки. Вот старая афиша концерта оркестра Дубны. Видите, как мы все расписали, специально.

Катя рассеянно глянула на старую афишу под стеклом. Она была крайней. А рядом висело множество фотографий. Катя на них все это время и внимания не обращала, пока они разговаривали в фойе, стояла к ним спиной.

Но когда она повернулась, знакомый холодок снова пополз по спине.

На увеличенных цветных фотографиях был изображен тот самый детский оркестрик. Дети с маленькими скрипками, один с виолончелью, но…

Дети были одеты в карнавальные костюмы насекомых.

У Кати пересохло во рту.

Девчушка с крыльями бабочки, малыш в костюме муравья, другой в костюме жука – черном как чернила, еще одна девочка – бабочка с разрисованными крылышками, еще один жучок – зеленый, с рожками на голове. Малыш в костюме гусеницы и…

Ребенка-мухи среди них не было.

– Что это у вас? – спросила Катя, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно нейтральнее.

– Это? Фотографии? Это детский концерт.

– Концерт детского оркестра?

– Это мы инсценировали сказку Бианки «Приключения муравьишки». Дети оделись в костюмы героев сказки и сами придумывали музыкальные темы для каждого персонажа. Музыкальная тема бабочки, писк муравьишки, жужжание жука… Скрипели, водили смычками, что-то сами сочиняли – это элемент творчества, если хотите, композиции. Всем понравилось – родители сами костюмы делали, шили, клеили. Дети с ума сходили. Все веселились.

– А кто это придумал? – спросила Катя.

– Я, – рыженькая Алена скромно потупилась, потом улыбнулась. – Мне показалось, надо дать детям возможность самим сочинять не музыку, но… Это же так прикольно!

– Давно прошел этот детский концерт?

– Давно.

– До гибели Саломеи?

– Да, то есть… Это было весной. А что? Почему вы спрашиваете?

– Нет, ничего, фотографии и правда классные, смешные. И детям такой карнавал явно понравился.

– Нет, вы не просто так спросили, – возразила рыженькая Алена тревожно. – Что я, не понимаю, что ли? Весь город в курсе, в каком виде женщин находят. И Соломку тоже… Там какая-то дикая инсталляция, что-то ненормальное. Но это никак не может быть связано с детским карнавалом, потому что…

Взгляд рыженькой администраторши внезапно застыл. Глаза ее округлились от удивления. А на бледных щеках вспыхнул румянец. Она явно что-то вспомнила.

Катя проследила за ее взглядом. Он был нацелен не на фотографии детского карнавала, а на афиши под стеклом.

– Вы меня спрашивали про афиши концерта Соломки. Что мы там писали, какую программу. А знаете, меня не только вы о ее афише спрашивали.

– А кто еще? – спросила Катя.

– Не полицейские. – Администраторша явно что-то припоминала. – У меня из головы вылетело совсем. А это случилось гораздо позже… Уже месяца полтора прошло с ее похорон. Я как-то была здесь вечером, обновляла фойе. И в клуб зашел мужчина.

– Мужчина? Кто? Вы его знаете?

– Нет, он был мне совершенно незнаком. Он спросил меня об афише концерта девушки, которую убили и нашли на остановке.

– И вы не сообщили об этом полиции?

– Да я забыла совсем! А потом полиции этот парень и без меня отлично известен. Он мне сказал, что это он – тот самый шофер автобуса, который нашел ее тело.

– Ржевский?! – воскликнула Катя.

– Я не знаю его фамилии. Но вам он отлично известен, он же очевидец.

– Что точно он вам сказал?