Солнце начало подниматься на небосвод. Его яркое свечение с каждой пройденной минутой все сильнее врывалось в его черное, почти лишенное естественного освещения, помещение. Он сидел на краю старого потертого дивана, что своим торцом упирался в стену, и молча следил за тем, как яркое светило начинало свой очередной подъем. Все действительно поменялось. Раньше, каких-то пару дней назад, он не мог даже подумать о том, что будет наблюдать за действом, которое ненавидел больше всего. Этот свет. Это тепло, что грело серый подоконник его маленькой квартиры и постепенно нагревало его руку. Этот момент и… эта девочка.
Она была рядом. В нескольких метрах от него, закутавших в плотное шерстяное одеяло, маленькая черноволосая девочка мирно досыпала свои последние ночные часы. Скоро лучи поднимающегося солнца упадут ей на лицо и, приятно коснувшись, пробудят ее от сладкого сна. Так все и произошло.
Позевав, она приподнялась на одной руке и посмотрела на Горга. Горький запах табачного дыма ударил ей в нос, отчего она тут же закрыла лицо рукой.
— Ты долго спала. — заговорил мужчина, туша сигарету и поднимаясь с дивана. — Есть хочешь?
Девочка молчала. Лицо было уставшим. Волосы слипшимися комками падали ей на глаза и нагло закрывали обзор. Она подняла руку, выпрямилась, усевшись почти вертикально, и резким движением отбросила черные волосы в сторону. Под ними он увидел большие красивые глаза. Такие же черные и бесконечные, как звездное небо, они смотрели на него и внимательно изучали.
— У меня есть два бутерброда с ветчиной.
Горг открыл холодильник и полез за приготовленными заранее сухпайками. Старая привычка всегда была с ним и еда, даже такая скудная как эта, была всегда наготове. Он взял их и протянул сидевшей в противоположном углу дивана девочке.
— Не бойся. Они вкусные. Не такие, конечно, как могут быть, но-о уж лучше так, чем с пустым желудком.
Он все еще держал выпрямленную руку и ждал ее реакции.
— С ветчиной? — робкий голос вырвался из ее груди.
— Да, с ветчиной.
Она взяла один из них и поднесла к носу.
— Давно стоят замороженными. Неделю, может даже больше.
Удостоверившись в безопасности продуктов, она открыла рот и впилась белоснежными зубами в холодный бутерброд.
— Примерно столько. Я всегда готовлю прозапас. Старые привычки…
Горг хотел было что-то добавить, но внезапно осекся.
«Почему он говорит с ней именно так? Почему все это рассказывает, говорит про свои привычки?» Эти вопросы закономерно возникли в его голове один за одним. Он закрыл холодильник, отошел в сторону и вскоре вернулся обратно на свое место. В тень у самой стены, куда солнечный свет мог падать лишь отчасти, затрагивая только выставленную к пепельнице правую руку. Сигарета опять задымилась в его губах.
— Где я и почему я здесь? — она задала вопрос, проглатывая последний кусок ветчины.
Горг ждал его. Все утро. Начиная почти с четырех часов, когда ночь еще правила этим городом, он думал над тем, что скажет, когда услышит эти простые, но и такие сложные вопросы.
— Ты у меня дома. Здесь безопасно.
Он отвел взгляд в окно и устремил его в то место, где уже начал возвышаться шпиль огромного сооружения, строившегося в честь мессии.
— Ты не ответил на второй вопрос.
Ее голос внезапно стал твердым как сталь. Мужчина повернулся к ней и увидел как девочка стояла перед ним, одетая во все те же черно-зеленые штаны и почти оборванную майку, на которой только-только начала проявляться детская грудь.
— Мне сложно сейчас говорить об этом. — он еле выдавил из себя эти несколько слов и вновь повернулся к окну. — Это было спонтанно. Я не знал, что с тобой делать.
— А что ты хотел со мной сделать?
— Я же сказал, что не знаю.
— А тот высокий, что был с тобой? Ты ведь убил его?
Она не отступала и продолжала стоять на своем, задавая один и тот же вопрос, пока мужчина не сдался.
— Я сделал то, что посчитал нужным в тот момент. Не спрашивай меня почему, я сам не знаю.
Девочка подошла еще ближе и луч солнца осветил ее лицо. Большие глаза на этом фоне казались двумя черными жемчужинами, блестевшими ярким необычным светом.
— Вы не были похожи на тех, кто ко мне приходил до этого. Вы другие.
Горг повернулся к ней.
— Что значит другие?
— Вы ничего не просили, не спрашивали, не пытались узнать правду или спросить совета на будущее. Вы просто ворвались ко мне и убили тех людей, что поклялись защищать меня, а потом попытались сделать тоже самое и со мной. Но ты… не дал этому случиться.
Девочка развернулась и маленьким шагами зашагала в другую сторону. Что-то было странное во всем этом. Как она двигалась, как говорила, даже как задавала простые вопросы. Все выдавало в ней «взрослость» которой она не могла обладать ввиду своего возраста. Ей было лет десять, может слегка больше. Дети в таком возрасте не могли говорить о подобном, просто потому что еще не знали этого. И это спокойствие. Принятие неизбежного как должного. Смерти, как окончания жизненного пути. Она нисколько не боялась говорить об этом, более того, абсолютно не чувствовала страха перед гибелью.