Вот это да! У деда хранится второй экземпляр журнала, который я собственными руками сжег в туалете библиотеки! Журнал, который мог бы меня уличить, осуществи я задуманное хотя бы на сутки раньше!
– Срочно, Шура! Ты даже представить себе не можешь, как срочно!
– Миленький, да никаких проблем. У меня есть ключи. Встречаемся через полчаса на Остоженке!
Она была так рада сделать мне приятное, что я диву давался. Все время, пока мы шли в квартиру деда, оглядывалась на меня через плечо и улыбалась. А один раз остановилась и, крепко стиснув мои руки, жарко прошептала в самое ухо:
– Женька, знаешь что? У меня странное чувство – как будто ты мне совсем, совсем родной… Никому до сих пор не говорила, а тебе скажу: Я влюбилась, понимаешь, Женька! В одного человека… И кажется, это серьезно! Понимаешь? Я выхожу замуж! Первый раз в жизни!
Нужны мне были ее секреты!
И снова получилось не так, как было задумано: тетку я тоже намеревался убить молотком, но она сама показала мне иной путь. Пока я листал переложенные калькой подшивки «Русского антиквара», она все время кружилась по комнате и, кажется, что-то напевала. А потом сказала:
– Женька, а ведь ты же историк! А смотришь какие-то пустые бумажки. Брось их! Хочешь, я покажу тебе что-то по-настоящему ценное?
И не дожидаясь ответа, поманила меня за собой.
Я чуть в обморок не упал, когда увидел в квартире сейф, в котором могло бы запросто поместиться не менее шести человек. Подумать только, и она могла бы умереть, ничего не сказав мне об этом! Напевая и смеясь, оглядываясь на меня, Шура копалась в стеллажах и запертых ящиках, вынимая и показывая мне одну за другой действительно редкостные вещицы.
И растерялась, только охнула, когда я, повинуясь вдруг нахлынувшему внутреннему порыву, захлопнул ее в этой ловушке… Последнее, что я видел, закрывая дверь, – ее расширенные, удивленные глаза и растерянную улыбку…
Вырвав из подшивки «Русского антиквара» страницы, которые могли бы выдать мой замысел, я вышел из квартиры, стараясь уверить себя, что не слышу слабого стука и еле слышного царапанья, что доносились оттуда, из сейфа…
Мне оставалось довершить последнее.
Канделябр был в моих руках. Серый порошок, многократно завернутый и перекрученный в полиэтиленовом мешке, лежал в моей комнате под матрасом. Некоторое время я раздумывал, стоило ли применять «корень дьяволовой ноги» именно сегодня, когда у отца, как назло, должны собраться гости. Но потом решил – да, сегодня.
Я боялся, что потом у меня уже не хватило бы сил… Нервы сдавали. Сильно.
Итак, я засыпал яд в канделябр и вечером, уже когда мать легла, принес светильник в кабинет к отцу.
– Вот еще штуки! У нас же электричество! – сказал он, и его гости засмеялись.
– Пригодится, пап! Я специально купил его тебе в подарок. Картежные игры – и канделябр. По-моему, это дань традиции!
– Ну ладно, оставь. Ты смотри, как приятно пахнет. Спасибо. Если кто-то окажется шулером, будет чем запустить в голову… Опять же по старой русской традиции.
– Таким и убить можно, – добавил кто-то из его друзей.
Они снова засмеялись, а я, к своему стыду, покрылся липким потом от страха. Странно было слышать смех людей, которых ты приговорил…
В эту ночь я следил по часам: часа через четыре все должно быть кончено. Для верности я выждал пять. Прошел обратно в кабинет, осторожно обходя мертвых или почти мертвых людей. Забрал канделябр, вынес его из квартиры и спрятал в подвале. Следствие неизбежно должно будет прийти к выводу, что смерть всех шестерых человек наступила от естественных причин, но все же кто знает, чем оно может обернуться на самом деле. Держать такую улику в доме было опасно.
Ну вот. Ничего не забыл? Кажется, нет. Нет. Остальное вы знаете.
Кажется, в конце последнего слова подсудимый добавляет еще что-то?
Ну что ж. Вот оно.
Как жаль, что мне так и не удалось стать богатым и счастливым.
Все-таки я неудачник.
Дней пять или шесть спустя Вероника, окончательно выздоровевшая от какой-то нервной болезни, которую она заработала во время всей этой истории, сидела в постели и уплетала за обе щеки свои любимые мандарины, которые Павка купил для нее.
– Так, значит, мы встретились с тобой не случайно? – в сотый раз допрашивала она мужа.
Тот воздевал руки к небу: