Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра

Грохот ударил как будто над ними и слегка за спиной, и в громе этом в одну только секунду слышался топот копыт неведомых черных всадников, и звон золота в чьих-то сундуках, и чей-то зловещий шепот, а огни светильников вдруг полыхнули не пламенем, а струйками настоящей крови, и крылья дракона на миг встрепенулись, мертвые глаза раскрылись, наливаясь зловещим светом и алчной силой голодного существа.

– Мамочка! – вскрикнула Вероника, выронив сумочку и зажмурившись.

Целую минуту она прислушивалась к стуку собственного сердца, а затем, еще не открывая глаз, почувствовала, как из приоткрытой по летнему случаю входной двери пахнуло свежестью, мокрой травой и на каменные ступеньки пролилось несколько капель зашелестевшего по крыше, крыльцу и деревьям дождя.

Она открыла глаза.

– Гроза, – улыбнулась ей Ада.

* * *

От Натана они вышли вместе. Антиквар, выглядевший заметно повеселевшим (две удачные продажи – а ведь день еще не кончился!), поочередно приложился к их ручкам – причем руку Ады он слегка задержал, в последний раз бросив умильный взгляд на перстень.

– Прощай, дорогая. Заходи почаще.

Ада резко обернулась, взмахнув рыжей гривой:

– Прощай? Нет уж, все-таки давай попробуем «До свидания». И это, может, у нас получится. Если ты будешь осторожен.

– Не понимаю, о чем ты.

– Просто будь осторожен.

Она вынула руку из ладони антиквара и направилась к выходу, не сказав больше не единого слова и не оглядываясь. Подхватив сумочку, Вероника с позорной поспешностью кинулась следом.

С позорной – потому что ведь никто не звал ее за собой, даже жеста приглашающего не сделал, и вообще ей слова не сказали, и тем не менее она бросилась за Рыжеволосой, как собачонка. Почему? Зачем? Наваждение какое-то!

Только тут она вспомнила об охраннике: дюжий детина продолжал сидеть у себя за столиком и индифферентно жевать яблоко, как будто все здесь произошедшее нисколько его не касалось.

Впрочем, так ведь оно и было.

А дождь на улице набирал силу – серебристая пелена встала перед ними, шурша струями, и нечего было даже надеяться проскочить через Арбат, не промокнув до нитки.

В нерешительности остановившись на тесном крылечке, Вероника в полной беспомощности уставилась на спину Ады. Ей показалось, что девица сейчас шагнет под водный занавес и растает в нем, как в тумане, а она, Вероника, так и останется стоять на этом чертовом крыльце, как… как… в общем, как дура.

Но Ада поступила иначе и не сделала при этом ровно ничего сверхъестественного. Она просто достала зонт (миниатюрный, хотя и извлеченный из довольно объемистой сумки), и этот зонт вдруг раскрылся в ее руках огромным цветным куполом.

– Ну что же ты? – оглянулась она на Веронику. – Пойдем, посидим где-нибудь за чашечкой кофе. Я угощаю.

– Пойдемте, – обрадовалась Вероника.

* * *

Они расположились на крытой веранде одного из многочисленных летних кафе-«стекляшек», откуда открывался чудный вид на Арбат. Дождь уже закончился, с крыши срывались лишь последние капли.

Кофейный автомат шипел, рассыпчатый наполеон на тарелочках источал нежную кремовую слезу, мимо бесшумно сновали официанты.

В окна лилось потрясающее московское лето, запах цветущих лип, городские шумы, к которым примешивался еле уловимый аромат «Шанели», исходящий от белой, с мелкими точками веснушек, кожи Рыжеволосой.

– Ты только кофе или возьмем что-нибудь покрепче?

Сейчас, в свете обычного летнего дня, во внешности Ады уже не было ничего демонического. Она выглядела так обыкновенно, что сидящая напротив Вероника невольно спрашивала себя – да было ли все это, не ошиблась ли она, приняв обычную посетительницу антикварного салона за нечто исключительное. Девушка как девушка, с роскошной рыжей гривой и прозрачными зелеными глазами, очень красивая, да – тут уж не отнимешь. На вид лет двадцати восьми – тридцати от силы, в общем, про таких говорят – в самом соку…

Вот только голос! Низкое, очень глубокое контральто с обволакивающими, окутывающими интонациями – как будто мягкая волна накрывала с головой, на время лишая возможности соображать самостоятельно.

– Так как?

– Я? Ой, не знаю. Сейчас, днем? Покрепче?

– Ничего, я угощаю.

– Да я не про то! – с досадой сказала Вероника. И с оскорбленным видом подозвала официанта: – Два коньяка, пожалуйста! Два по сто: нет, по сто пятьдесят граммов!

– Молодец, девочка! Узнаю тебя! – рассмеялась Ада. Браслеты и серьги на ней заколыхались в такт негромкому смеху, а солнечный луч, проникший сквозь застекленное окно, поджег рыжие волосы, и на них стало больно смотреть.

– Вы – узнаете меня? Разве мы знакомы?

– Нет, конечно. По крайней мере не знакомы в том смысле, какой люди обычно вкладывают в это слово.

– А какой смысл? Самый обыкновенный. Что, разве есть еще?

– Сколько хочешь, – обронила Ада и, звякнув браслетами, полезла в сумку за сигаретами.