Созвездие Овна, или Смерть в сто карат

– Это очень умная мысль, но пришла она в голову не тебе одному, – сказала я беспощадно: обидно, когда тебе отказывают даже в малой толике сообразительности. – Я тоже подумала, что наряженное так странно тело понадобилось вовсе не для похорон. И потом, я же разговаривала с сыном Руфины, Ильей. Когда он рассказывал о своей матери, то говорил, что старушка была очень скромной – настолько, что соседи даже считали ее забитой. И кроме того, ни о каком сумасшествии матери, пусть даже легком и для ее возраста простительном, Илья тоже не говорил. Как-то это все не вязалось с рассказом этих похитителей о якобы имевшихся у старухи-модницы причудах.

– Вот и я говорю! Вывод: Руфину увезли, пытаясь выдать ее за какую-то другую мертвую бабку. Именно бабку, потому что седые волосы покойной их не напугали – «не страшно», сказал молодой человек. Но тогда где же эта вторая бабка? Вариантов ответов много. Но один из них, а именно тот, что она находится в морге среди неопознанных тел, исключить легче всего. Сейчас я тебя к этому моргу опять подвезу, и ты выяснишь, поступали ли к ним до и после даты Руфининой смерти какие-либо неопознанные женские трупы.

– Опять в морг идти?! Почему я?

– Потому что у тебя там связи.

Я аж поперхнулась от его цинизма.

– Да уж… «У меня блат в морге» – очень жизнеутверждающе звучит…

* * *

Он действительно подвез меня к уже знакомому зданию из красного кирпича. Он даже хотел осадить нашу старушку с лихостью, для такого старого агрегата вовсе и не подходящей, – как тут, чуть не коснувшись «Фольксвагена» крылом, навстречу нам на спринтерской скорости пронеслась машина, кажется, желтая «Нива». Проскакивая мимо, она лихо прошелестела шинами по большой луже – сизая вода в ней возмущенно вскинулась, накрыла «Фольксваген» широким грязным крылом и медленно сползла вниз, оставив на боку и лобовом стекле нашего авто свой грязный автограф.

Антон злобно проводил взглядом уже скрывшегося за поворотом нахала и процедил сквозь зубы несколько слов, процитировать которые здесь я не берусь. И затормозил у морга без всякого шика.

Вздохнув, я нехотя вылезла из машины, вошла в корпус и, не оглядываясь, проделала уже знакомый мне путь: по полутемному коридору с потрескавшимся полом, вдоль выложенных желтым кафелем стен, мимо закрытых кабинетов – налево, вторая дверь за поворотом. Вот она. Я выбила костяшками пальцев на этой двери подобие стука и тут же, пользуясь своими короткими отношениями с господином Неунывайко, толкнула ее. Дверь легко подалась, скрипнула и остановилась, выпуская в коридорный полумрак треугольник дневного света. В кабинете никакого движения не ощущалось.

В недоумении я вытянула шею, заглянула – Павел сидел за столом, откинувшись на спинку стула, и как будто дремал. Это показалось мне странным. Удивительно было не то, что он дремал (кто из нас отказался бы от возможности поспать на рабочем месте?), а то, что напротив него, ко мне спиной, навалившись на стол грудью, спала еще и какая-то незнакомая женщина. На ней тоже был белый халат и шапочка – сейчас она наполовину сползла с головы, выпустив на волю длинные русые волосы: они ниспадали по поверхности стола, почти касаясь пола.

Что-то в этой картине было не так, и я, чувствуя, как в мою спину подул резкий ледяной ветер, шагнула через порог, приблизилась к Павлу – и тут же зажала себе обеими руками рот, чтобы не заорать благим матом. Неунывайко и его соседка вовсе не спали, если, конечно, под словом «спать» не подразумевать известную идиому «спать вечным сном» – а именно это выражение подходило к ситуации больше всего.

Я ошиблась, когда подумала, что находящаяся в кабинете женщина была мне не знакома; это стало понятно, когда я осторожно убрала с ее лица волосы и увидела, как сквозь меня безо всякого выражения смотрит светлый глаз в густом обрамлении черных ресниц. Не далее как вчера эти глаза взирали на меня спокойно и дружелюбно, и я знала, что их владелицу зовут Людой.

Сейчас она была мертва, так же как безусловно мертв был и Павел. Глаза Неунывайко были закрыты только наполовину, а в уголках рта виднелась темно-коричневая пена, точно такой же пеной была вымазана Любина щека. Оба тела еще не успели остыть, из чего следовал вывод, что Павел с Людой расстались с жизнью совсем недавно.

Но почему? Я с трудом отвела от них взгляд и огляделась вокруг. Кабинет был в полном порядке, и никаких следов чьего-то неожиданного визита в нем не усматривалось. Но на столе между телами стояли блюдца с поставленными на них гранеными стаканами, в которых мокли пакетики одноразового чая. На другой тарелке лежал недавно вынутый из розетки маленький кипятильничек, а рядом – открытая коробка шоколада с золотой лентой по краю. Два гнезда в золоченом поддонце, где лежали конфеты, пустовали.

По стеночке, по стеночке, по стеночке – я тихо-тихо пробралась назад к порогу и, еле сдерживая дрожь в ногах, застучала каблуками в сторону выхода из здания. К счастью, коридор был все так же пустынен; и ни одна живая душа не встретилась мне в этом царстве смерти…