Созвездие верности

Но когда гнев прошел, а сердце ее слегка успокоилось, она взглянула на Майкла. Он выглядел сбитым с толку, ошеломленным, словно на самом деле не догадывался, за что это она вдруг отчитала его. Выходит, Куин ни с того ни с сего накинулась на человека, который – может быть, лишь может быть – просто пытался с ней подружиться.

Это было для нее уже слишком. Она прибавила газу, и они помчались обратно к Мысу Хаббарда.

Сквозь широкое окно струились лучи позднего утреннего солнца, а в воздухе раздавалось тихое урчание дарившего прохладу кондиционера. За окном, над полем, протянувшимся от дороги до леса, дрожало знойное марево. Над высокой травой метались стрекозы. В тени у стены были свалены доски от развалившегося сарая; на покосившейся балке устроился краснохвостый сарыч.

Румер, в балахоне с закатанными рукавами, стояла возле смотрового стола из нержавейки и разговаривала со старой кошкой.

Все эти дни она держалась только благодаря своей работе; оттого, что Зеб оставался на Мысе, и в не меньшей степени из-за происшествия с Эдвардом, она была вся как на иголках. Но сейчас, осматривая страдавшую насморком старую серо-белую кошку, Румер заставила себя сконцентрироваться на животном и не думать ни о чем другом.

– Она одна из красных, – сказала хозяйка кошки, Маргарет Портер. – Во время урагана Глория под нашим гаражом родились пятеро диких котят…

– Ого, и когда ж это было? – спросила Матильда.

– Семнадцать лет назад, – промывая уголки желтых кошачьих глаз, ответила Румер. – Я тогда была в Альберте; о том, что случилось, узнала из новостей по телевизору.

– Старая храбрая кошка, – с уважением и восхищением сказала Матильда.

– Все это время она жила на улице, – сказала Маргарет, придерживая кошку, которую ее дети называли просто Серой Кошечкой. – Никого не осталось, кроме нее и еще одного… ее братья и сестры все поголовно были ярко-оранжевыми, мы их называли «красные». Мы кормили их на веранде, выставляли им блюдца со сметаной, чтобы у них всегда были полные животики. На зиму мы пытались заманить их в дом, но, увы, они постоянно сбегали.

Румер осторожно погладила кошку; она знала, что неприрученные звери порой не переносили прикосновений человека, но Серая Кошечка стала мурлыкать и тереться о ее ладонь.

– Ох, она такая душка, – сказала Маргарет. – Со временем все больше привязывается к людям. Это началось после того, как умерла ее вторая сестра…

– Теряя родичей, – мягко сказала Румер, – она начала ценить вас как свою семью – свое племя. – Она прокашлялась, думая о детстве, о том, как сама приняла Зеба в собственное племя и как плохо ей было, когда он ушел. Держа на руках Серую Кошечку, Румер без особого труда нащупала ее кости и сухожилия, так как почти вся шерсть животного истерлась, и лишь кожа не давала ему рассыпаться на части.

– У нее серьезная простуда, – заявила Румер. – И, похоже, болезнь так просто не отступит…

– Когда мы с ней приходили к вам в последний раз, она чувствовала себя гораздо лучше. Но потом ей стало хуже, и антибиотики теперь не помогают.

– Она ест?

– Не так, как раньше, но ест.

Румер отвернулась к шкафчику с лекарствами и достала оттуда таблетки и мазь. Маргарет удерживала Серую Кошечку, поглаживая и успокаивая ее. Чтобы написать рекомендации по уходу, Румер протянула руку за черной авторучкой, которую получила от Эдварда в подарок на свой прошлый день рождения. Едва прикоснувшись к ней, Румер ощутила легкое головокружение.

Она не встречалась с Эдвардом со дня свадьбы Даны и последовавшего за этим кошмара. Наведываясь в гости к Блю, она специально приходила или рано на заре или поздно вечером, когда Эдвард пропадал в местном отделении ассоциации фермеров. Но она говорила себе, что всему причиной ее загруженный график и что только такое время суток вписывалось в ее рабочее расписание.

Однажды их отношения изменились, и она недоумевала, зачем ей понадобилось вдруг пересечь запретную черту и попытаться создать любовь на пустом месте.

Матильда упаковала лекарства в пакетик и вместе с Маргарет вышла из комнаты. В коридоре прозвенел звонок, и мгновение спустя появилась радостная Матильда.

– К тебе нежданный гость, – заявила она.

«Это Зеб», – почему-то решила Румер. Он ведь говорил, что ему необходимо пообщаться с ней, и, наверное, устал ждать, когда же она соизволит прийти к нему. Ладно, пусть ему не понравится то, что она собиралась сказать, но раз он сам напрашивается, то получит теперь по полной программе. Но, прошагав в приемную, Румер увидела там своего отца, сидевшего в кленовом кресле с номером «Нэшнлджиографик» в руках.

Поскольку она уже собралась с духом, чтоб спустить собак на Зеба, ею овладело странное разочарование.

– Привет, пап, – сказала она, а потом подошла к нему и чмокнула в лоб. – Что это занесло тебя сюда?

– Я пришел забрать доктора на обед, – улыбнулся он.

– Везучая же ты! – воскликнула Матильда. – Как бы я хотела, чтобы мой отец жил неподалеку и тоже приглашал меня домой пообедать.

– А почему бы тебе не пойти с нами, Мати? – спросил Сикстус. – Я сам все собирал, и сандвичей нам точно хватит на троих.