Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы

Почему ты всегда, всегда так далеко от меня – всегда, даже в те минуты, когда позволяешь, чтобы я был рядом? Я вижу твое лицо, гладкие брови, лоб, перечеркнутый морщинкой – у тебя уже морщинки! – нежные глаза, в которых любовь – ведь в них любовь, я не могу ошибаться! И руку, легкую, белую руку, одно прикосновение которой изгоняет из меня все тревоги, страхи, отвращение к самому себе, мою потерянность, одиночество, опустошенность – да, и опустошенность, потому что во мне не осталось ничего, совсем ничего с того самого дня, когда ты прогнала меня, прогнала меня от себя!

Ты тоже одинока и тоже страдаешь. Позволь мне согреть тебя. Позволь обнять…

Рука. Такая старая, такая знакомая ласка. Когда-то я мог не выпрашивать ее у тебя – ты разрешала. Я целовал твои руки, шею, тело. Ты вся была моей. Почему же сейчас ты гонишь? За что?!

– Послушай меня. Послушай. Ведь мы договорились с тобой, милый мой! Договорились не видеться больше… наедине.

– Почему, почему, почему???

– Мне страшно…

– Что тебя пугает, Анюта? Что?!

– Послушай, миленький, послушай – только не сердись… Мне кажется… что ты… нездоров.

– Что?!

– Милый мой, ты болен, ты нездоров… И я не могу вылечить тебя, нет, не могу! Тебе нужно…

Я не дослушал – просто не смог. Сидел ослепленный. Та, единственная, кто существовал для меня, во всем мире, единственная во всем мире радость – сама, добровольно, отвергала мою любовь, мое сердце, всю мою жизнь – оскверняла ее, поносила-поганила самим предположением наличия какого-то медицинского диагноза! Она считала меня сумасшедшим!

– Я убью тебя…

Наверное, я сказал это вслух – я понял это по тому, как она отшатнулась от меня, как испуганно и беззвучно шевельнулись ее бледные губы…

Я встал.

– Ты сумасшедший…

– Ты… ты называешь меня сумасшедшим – ты!!! Дрянь…

Это тоже сказал я – это было совсем не то, что я чувствовал и думал на самом деле, но я понял, что сказал это, потому что услышал именно свой голос. Я не в состоянии был продолжать – так душил меня гнев, – и вдруг плотина прорвалась и вся моя ярость вырвалась наружу:

– Это ты! Ты одна виновата в том, что произошло! Ты!!! Ты не отпускала меня от себя все эти годы, обволакивала, обвивала, околдовывала каждый день, каждую ночь! А потом – потом я вдруг стал тебе не нужен! Ты выкинула меня, просто вышвырнула за порог, как собачонку!!!

Она попятилась. Лицо исказилось страхом – это подстегнуло меня. Никогда, никогда раньше я не мог думать, что она может так дрожать от страха – из-за меня! Из-за того, что я был рядом!

Я схватил ее за плечи и начал трясти, как трясут дерево, чтобы с него упали плоды.

– Оставь… Оставь… – говорила она через силу. – Ты сумасшедший, сумасшедший…

Я выслушал бы все, что угодно, но эта ложь выводила меня из себя. Обвинения, которые она бросала мне в лицо, пробуждали во мне дрожь. Я негодовал. Пот струился по моим вискам.

– Ты сумасшедший!

Я отпустил ее и дал ей такую пощечину, что она упала, отлетев к стене. Голова ее ударилась об угол, но она обернулась ко мне и, поднявшись на руках, прокричала еще раз:

– Ты сумасшедший!

Я бросился к ней – готовясь принять новый удар, она непроизвольно подобралась, и неприкрытая враждебность, внезапно проявившаяся в этой оборонительной позе, окончательно сорвала меня. Обида, страх, ожесточение, внезапное осознание своего вечного одиночества – все это взорвалось перед глазами, слилось в одну ослепительно-белую вспышку, и, кинувшись к ней, чтобы помочь ей подняться, я вдруг стал бить ее так, как бьют мужчину…

…Когда я пришел в себя, она по-прежнему лежала на полу, неловко прикрывая рукой половину лица, юбка наполовину задралась, на скуле был кровоподтек – она лежала на полу, не говоря ни слова, и смотрела на меня. Молча, страшно.

Никогда она еще не смотрела на меня так страшно».

* * *

Максиму Бардину, Аринкиному отцу, день сегодня предстоял хлопотливый: ему нужно было принять гостью, к которой в «Нострадамусе» (глянцевый журнал эзотерического направления, с которым Бардин сотрудничал не первый год) относились с каким-то непонятным, почти мистическим трепетом.

– Максик, дорогой мой, – сказала ему главный редактор этого издания, когда накануне они ужинали с ней в японском ресторане, – я знаю, котик, что ты без моих слов сделаешь с ней прекрасную фотосессию… Но все же прошу тебя: приложи все-все свои усилия, обнажи перед ней весь-весь свой талант… Если нам удастся заполучить эту Аду в качестве постоянного консультанта – тираж «Нострадамуса» сможет скакнуть до заоблачных высот! Мы станем лидерами рынка! Понимаешь?

Это «Понимаешь?» она произнесла, наклонившись близко-близко и ошпарив Максима своим «фирменным» взглядом роковой соблазнительницы. Одновременно Макс почувствовал, как Марина, скинув под столом туфлю, принялась гладить его ногу, забираясь узкой ступней под брючину, а рука ее быстро и ловко, словно уходящий в глубины морской хищник, скользнула под скатерть.