А по приезде в столицу Сашук пристроил Лину в комнате отдыха на вокзале и куда-то исчез. Три дня его не было; она уж думала, что все, закончилось это знакомство, как вдруг он явился – но какой! В таком хорошем костюме и таком галстуке, какие до сих пор она видела только на киноактерах. И в лакированных туфлях, в которые можно было смотреться, как в зеркало. И даже с прической – если, конечно, считать, что почти лысый человек может носить прическу, потому что его отросшие у островка лысины пряди были аккуратнейшим образом подстрижены, точно так же, как и некогда кустистые брови.
Можно было бы сказать, что Сашук явился к ней завидным кавалером, но…
Вся эта красота имела несколько потрепанный вид. Узел галстука был ослаблен и болтался чуть ли не у живота, белоснежная сорочка расстегнута на груди, ворот съехал набок, и из-под него предательски виднелись синие наколки.
– Девочка. – Он поднял на нее блеклые серые глаза, пронизанные красными прожилками, и она с ужасом увидела, что в этих знакомых глазах дрожали самые настоящие слезы!
О боже! У ее сильного, веселого, всегда знающего как поступить покровителя – слезы! И дрожащие губы! И такие опавшие, сникшие щеки – ничего общего с тем круглым волевым подбородком и твердым уверенным взглядом, в которые она была… влюблена… да, влюблена! Теперь Лина понимала это твердо.
– Девочка… все кончено. Все, все! Никакой надежды. Я пришел к ней, но она… она не… впрочем, нет, все к черту! Двадцать пять лет псу под хвост! Хотя я сам виноват… да, я сам виноват…
Как-то сразу мешком сев на ее кровать, он закрыл лицо дрожащими ладонями и молчал, наверное, целую минуту. Лина, прижавшись спиной к подоконнику и проступающими сквозь легкое платье позвонками чувствуя его ребристую поверхность, боялась произнести хотя бы слово. Она ничего не понимала. Двадцать пять лет? Какие двадцать пять лет? И почему все кончено? В глубине души она так надеялась, что уж для нее-то все как раз только начинается!
– Сейчас это пройдет, – глухо, не отнимая от лица ладоней, сказал он. – Помолчи минутку, сейчас… сейчас я…
Он издал какой-то полувсхлип-полустон. И вдруг мешком свалился на кровать.
Он был без сознания.
– Я ухаживала за ним три недели, – сказала Лина, снова избегая смотреть Максу в глаза, хотя теперь он не понимал причины – ведь она не врала, было совершенно понятно, что не врала! – Совсем из больницы не выходила. С трудом уговорила, чтобы меня туда на полставки санитаркой взяли. Они взяли, потому что персонала-то нет… Палаты помою, судна вынесу – и к нему… а он там под аппаратурой… Сердечная недостаточность… Думали – не выкарабкается!
Но Сашук выкарабкался. И в тот день, когда, привстав на постели, он оглянулся вокруг себя посветлевшими глазами и потребовал зеркало, бритву и расческу, Лина поздравила себя с тем, что у них обоих начинается новая жизнь.
Новая жизнь началась так.
– Мы будем жить, ни от кого не завися. Мы еще всем покажем! У нас будет свое дело, потому как с нашими с тобой биографиями, девочка, на приличную работу нас не возьмут. И еще – я обязательно выдам тебя замуж. Пора уже, слышишь? Ты будешь хорошей женой, я так и скажу парню, который захочет тебя взять. А такой найдется, не беспокойся! И кто знает? Может быть, я еще и сам женюсь! А что? Женюсь, а?! Всем чертям назло!
Он захохотал, но как-то нервно, и скоро оборвал себя. На Лину Сашук не смотрел – иначе заметил бы, как она изменилась в лице. Эти слова единственного человека, к которому она была привязана, напрочь лишали девушку надежды быть с ним.
Как только Сашука выписали из больницы, снабдив напоследок самыми строгими рекомендациями быть осторожным, беречь сердце и не поднимать никаких тяжестей, он не долго думал, чем бы таким заняться, чтобы прокормить себя и Лину. Быстро зарегистрировал на себя фирму, подарив ей многообещающее название «Русская тройка». Офис, вот эту каморку, нашли мгновенно – буквально за один день. И очень удачно: станция «Планерная» – подальше от бдительной милиции. И стали они торговать…
Тут Лина запнулась, и глаза ее опять забегали.
– …торговать билетами на фальшивые концерты, – подсказал Макс, стараясь, чтобы в голосе не было ноты осуждения или обвинения.
– Да… Сашук сказал, что в мире очень много болванов, и это надо использовать. Мы выбирали самые громкие имена, подключали прессу, печатали билеты, набрали штат наемных этих… Сашук называл их «барышники», тех, кто толкал билеты втридорога, всем говоря, что они – страшный дефицит… А потом, за день до концерта, объявляли, что артисты не приедут. Причина любая – болезнь, смерть, отмена авиарейсов… И говорили, что желающие могут сдать билеты. Да, мы принимали их обратно! Правда, не здесь, а в Алтуфьево.