Созвездие Видений

Когда-то кто-то сказал, что для того, чтобы сделать правильный вывод, необходимо только достаточное количество информации. Анатолий Петрович не был бы так спокоен, если бы мог понаблюдать за собой со стороны. Утром он намеревался просто погулять. В том, что ноги сами понесли его в сторону больницы, еще не было криминала. Направленный в этот город на стажировку в качестве интерна и увлеченный работой, он хорошо освоил только этот маршрут. На подходе к больнице его поведение изменилось. Он уже не прогуливался, рассеянно глядя по сторонам, а целеустремленно шагал. Миновав же центральные ворота, заметался, словно потерял след. Справа, там где кончался больничный забор, начиналась ничейная зона, пустырь, густо заросший крапивой, репьем, колючками и прочими растительными хулиганами. То там, то здесь их путаницу рассекали кривые, грязные тропинки. Все они вели в «Шанхай». «Шанхай» не раз пытался распространиться и на эту территорию, вплоть до улицы. Но городские власти стойко отбивали его атаки, полагая, что заброшенный пустырь лучше, чем пустырь заселенный. В результате этой борьбы, из зелени торчали остовы сараев и бывшие заборы из колючей проволоки. Вблизи одной из таких развалин проходила, ничем не отличная от других, тропинка. Но Анатолий Петрович ступил на нее с видимым облегчением и с просветленным лицом. В дальнейшем он пересек половину «Шанхая» именно по ней, ни разу не свернув в сторону. Это было не менее странно: избранная тропинка оказалась одной из самых грязных, буквально расквашенных и растоптанных вдрызг. Она (единственная), дважды, а не один раз пересекала «Великую Желтую» реку «Шанхая» — канаву, заполненную жидкостью многообразного происхождения. А справа, слева, вдоль и поперек проходили тропки и даже дорожки, значительно менее опасные при ходьбе… Была, однако, у этой тропинки особенность: именно на нее выходила окном избушка, в которой уже более десяти часов спал Трофимов.

Дойдя до избушки, Выговцев долго глядела мутное стекло, прижимаясь к нему лицом. Внутри ничего не происходило и никого, кроме мирно спящего Трофимова, видно не было. Убедившись в этом, Анатолий Петрович, словно бы потерялся. Он перешел со своей тропинки на соседнюю, потом свернул на третью… Сверху его движения до выхода на аллею походили на полет моли — непредсказуемые направления движения, метания в тупиках и закоулках. Однако, вышел он, как уже отмечалось, довольный, и ничего про спящего Трофимова не знающий и не помнящий. Дома он тщательно записал все произошедшее. Записанное и прочитанное вслух, оно казалось еще непонятнее.

С первого курса, института Выговцев увлекался йогой. И сейчас, в поисках стремительно теряющегося душевного равновесия, он принял несколько асан, вплоть до позы лотоса, постепенно готовя себя к медитации. Ему уже не раз удавалось таким образом, растормозив свое подсознание, постигать причины и излечивать легкие психические недуги, вплоть до несчастной любви. Но сегодня ничего не получалось. То, что предстало перед его внутренним взором, казалось, не имело никакого отношения ни к сегодняшнему утру, ни вообще к врачу-интерну, Анатолию Петровичу Выговцеву. Во-первых, он стремительно падал. Очень неприятное ощущение, почему-то абсолютно его не тревожащее. Во-вторых, правая рука ощущала тяжесть и тепло, даже жар. В первые мгновения он ничего не видел, только ощущал. Постепенно зрение начало проясняться. Сначала просто яркое пятно, потом силуэт чего-то светящегося и, наконец, вся картина как бы обрела резкость и глубину. Это было зрелище!

…Внизу, далеко внизу расстилалась огромная, теряющаяся в дымке долина, замкнутая с боков горами. Сверху они казались игрушечными, но он, Выговцев, знал, как отвесны их стены, глубоки пропасти и безжизненны вечные снега вершин. От белизны сияющих под солнцем пиков ликующая зелень долины казалась еще сочнее, а голубизна протекающей посередине реки резала глаза. Очарованный открывшейся перед ним картиной, Анатолий Петрович не сразу ощутил тяжесть, а ощутив — не удивился, хотя было чему: в правой руке он сжимал длинный, неширокий меч. По его сверкающему лезвию пробегали еще более яркие синие искры. От меча веяло жаром, хотя рукоять на ощупь была нормальной температуры. Все это — и стремительно приближающаяся долина, и меч казались уже знакомы Выговцеву, словно он уж бывал здесь и не первый раз держал в руках этот меч.