«Ох, мы должны были получить наши новые платья, но дизайнер замешкался, и они придут только на следующей неделе. Нам с Соланж совершенно нечего надеть!» — поддержала ее некто по имени Эвелин. Я сделала вывод, что это одна из близняшек.
Разговор в чате понемногу возобновился, но прежняя оживленность сменилась осторожными реакциями. Мое имя больше не упоминалось, словно красные специально не хотели затрагивать эту тему. Но Камилла все равно молчала.
Я отошла от стола и присела на диванчик возле камина. С тех пор, как я заболела, дядя велел Марджи поддерживать в комнате огонь. Странное решение для того, кто явно был бы не прочь от меня избавиться, но я решила, что он просто не хочет разоряться на лекарства. Старая горничная не стеснялась громко возмущаться при мне его решением, прибавляющим ей хлопот, но возражать открыто не осмелилась. С тех пор каждый вечер она являлась в мою комнату, чтобы подбросить на ночь свежие дрова и громко поворчать. Но я ее игнорировала. В своем умении не обращать на них внимание я совершенствовалась с каждым днем.
С трудом дождавшись, пока на старых часах на стене пробило восемь, я подскочила и подошла к шкафу. Настало время семейного ужина, и старая экономка больше не заглянет ко мне в комнату. Это было мне на руку. С того раза, как я впервые побывала в лесу, теперь каждое воскресенье я возвращалась на ту поляну. Воскресный ужин был идеальным временем для того, чтобы выбраться с дома: дядя и тетя придавали ему большое значение и, несмотря на визгливые протесты Николь, предпочитающей сбежать на какую-нибудь вечеринку, требовали, чтобы вся семья собиралась за столом. Кроме меня, конечно. Я в их семью не входила. Марджи в этот вечер была занята приготовлениями внизу, что давало мне возможность незаметно для всех сбежать через окно.
Я надела теплые лосины, натянула поверх вязаные гетры и сунула ноги в меховые сапожки, которые купила прошлой зимой на распродаже. Зная мою антипатию к настоящему меху, их выбрал для меня Роберт, а мои чрезвычайно подкованные в плане моды подружки презрительно фыркали на то, что они не от какого-нибудь крутого дизайнера. Но я знала, что на самом деле они мне завидуют. Сапожки были великолепны: мраморный искусственный мех по всей длине был перетянут ремешками, благодаря чему сапоги совершенно не казались объемными и плотно облегали ногу. Затем просунула больную руку в теплую кофту и накинула пуховик — настал декабрь, и температура вечером опускалась значительно ниже нуля. Привычно спустившись вниз по старому вязу, я проскользнула через знакомую щель в деревянном заборе и зашагала в лес.
Раньше я никогда не бывала в настоящем лесу, а теперь это было единственное место, где я чувствовала себя свободной. Я научилась обходить заросли и с легкостью находила дорогу между деревьями. Лес словно знал, что я не собираюсь больше сбегать, и не задерживал меня, предоставляя меня укромные тропы к моей цели.
Знакомая поляна встретила меня побитой первыми заморозками травой. Я вытащила припрятанное в кустах покрывало, расстелила его и улеглась на спину, заложив руки за голову.
Здесь пустота, которая надежно поселилась внутри меня, отступала, давая возможность насладиться окружающей тишиной. Я вдыхала хвойный запах, закрывала глаза и представляла, что нахожусь где-то на краю мира, вдали от всего этого кошмара. Каждый раз я нарочно искала падающую звезду и загадывала желание. И каждый раз оно было одинаковым — я хотела еще один шанс все исправить. При каждом удобном случае тетя едким голосом замечала, что это я довела своих родителей до аварии. Николь поддерживала и шипела, что в наказание меня должна была постигнуть та же судьба. Возвращаясь домой после школы, я старалась как можно быстрее проскользнуть в свою комнату, лишь бы не наткнуться на кого-то из своих родственников. Там меня никто не трогал, и я была предоставлена сама себе, но тетины обвинения все больше закрадывались в сердце, и постепенно я сама в них поверила.
Я вздохнула и посмотрела наверх. Может быть, если бы я не делала столько глупостей и раз за разом не разочаровывала родителей, они бы любили меня больше, и мы были бы нормальной семьей, которая тоже собирается вместе за столом. Если бы в тот злосчастный вечер они остались дома со мной, а не поехали бы на очередной ужин в поддержку какого-то дурацкого фонда, то были бы сейчас живы. Я с ужасом вспоминала, что в тот вечер кричала, как я их ненавижу и что предпочла бы родиться в другой семье. Каждый раз при мысли о том, что это были последние слова, которые они от меня услышали, у меня сжималось сердце.
Иногда я думала и о Роберте. Вспоминала его теплые, участливые глаза, сильный, светлый голос, и особенно широкую улыбку при каждой нашей встрече. Раньше я часто думала, что он был мне больше отцом, чем мой собственный. Как же я ошибалась на его счет. Тетя оказалась права — он всего лишь использовал меня в своих интересах. А я, наивная дурочка, безотчетно ему верила. Больше я не сделаю такой ошибки. Никогда больше я не буду никому доверять.