Созвездие Ворона

А может, все его уговоры были только психологическим трюком, потому что он уже знал и так, что она непременно пойдет! И что пропадет там, может быть, навсегда! «В любом случае, — сказала она себе, — ты сама виновата! Нужно было думать!» Каждый сам виноват в своих несчастьях, разве не так? Во всяком случае, она виновата.

Однако были в этой запуганной истории безусловно и светлые моменты. В первую очередь — Жиль. Год, который она провела с ним в Женеве, многое изменил в ее жизни. Она поняла, что впервые по-настоящему влюбилась.

Он позвонил еще раз, когда они уже летели над Атлантикой. Говорил недолго, экономя денежки. «Он не жадный, он хозяйственный», — подумала Анюта. Бережливость бельгийца не вызывала у нее никаких отрицательных эмоций, все правильно. Ведь именно так и строилось хозяйство его родителей. Кажется, сам он так и не поверил в африканскую поездку, возможно, решил, что она не хочет говорить правду.

— Я пришлю тебе открытку! — пообещала она.

— Кто это был? — поинтересовался Павел.

— Жиль! — сказала она.

В свое время ей было ох как непросто убедить Павла в том, что среди разного сорта проходимцев, с которыми ей довелось пообщаться в Европе, затесался вполне приличный человек из большой и дружной семьи.

Розен кивнул и открыл одну из газет. Держаться в курсе новостей в последнее время стало почти невозможно. Дела отнимали большую часть времени, но он старался каждый вечер читать хотя бы понемножку, не обращая внимания ни на усталость, ни на что-либо другое.

Нюта посмотрела на отца с восхищением. Павел напрасно опасался, что дочь будет разочарована тем, что он превратился из делового человека в ученого червя. Но вышло наоборот. Теперь она относилась к нему с особенным уважением, что не могло не радовать. Впрочем, самой Нюте имевшаяся в наличии пресса не показалась интересной, она поболтала по телефону с какой-то женевской подружкой, благо переговоры оплачивал Ред-Рок, а затем снова принялась тормошить Павла. Совсем как ребенок. Он даже предложил попросить для нее у стюардессы раскраску или конфеты.

— Ну папа! — она замотала головой. — Это же Африка. Неужели ты сам не волнуешься! Тамтамы, гориллы, папуасы… Помнишь, как я зачитывалась Дарреллом?

— Никаких животных мы с собой не повезем! — сказал он категорически. — Если ты полагаешь, что я прихвачу с собой слоненка или жирафенка…

— Круто было бы! — на мгновение она задумалась над такой перспективой. — И мелкота наша была бы в отпаде!

— Что это за слог! — поморщился он. — В Европе нахваталась? Авантюристка! Ты хотя бы в музеях бывала?

— Угу! — нахмурилась Нюта.

Лачуга Северина была почище всякого музея. Мои университеты. Как все-таки обидно, если он и правда оказался предателем. Никому нельзя верить. Конечно, она сама виновата, такая прорва денег — соблазн. Интересно, устояла бы она на его месте? Наверное, нет. Во всяком случае та, прежняя Нюта. А что касается нынешней, то она еще сама себя не успела толком изучить. Знала только, что время безумных авантюр осталось позади. Словно кто-то свыше шепнул — хватит! Хватит испытывать судьбу, девочка!

А-а, в Африке горы вот такой вышины!

(2)

Этот человек прибыл предыдущим рейсом. Самолеты в недавно перестроенном аэропорту республики приземлялись несколько раз за сутки. Туристический сезон заканчивался, тем не менее после посадки здесь было порядком народа. Разного рода служащие обоих цветов кожи, какие-то модели с детской наивностью озирающиеся по сторонам и щебечущие, словно птички. Или идиотки. Человек, заметив камеру сопровождавшего их фотографа, напрягся. Впрочем, вряд ли дадут ему здесь снимать. В подобных местах очень ревностно относятся к проблемам безопасности. Он хорошо знал это по своему опыту — чем захолустнее местечко, тем свирепее полицейские. Один из них расхаживал неподалеку. Рубашка с короткими рукавами, мускулистые руки, кобура и блестящие наручники. Девицы-модели, заметив его, принялись шушукаться с таким видом, словно все, что они говорили, было непристойно. Негр улыбнулся, обнажив ряд белоснежных, как в рекламе, зубов.

Человек с презрением посмотрел и на него, и на восхищенных девиц.

— Господин Пабло Васкес!

Он снял темные очки, чтобы таможенник мог сравнить его лицо с фотографией в документах. Документы были фальшивыми, но лицо настоящим. Он трепетно относился к собственной внешности и решился бы на пластическую операцию только в случае крайней необходимости. И имя. Человек менял фамилии, как перчатки, но имя оставалось неизменным. Это тоже было принципиально. Отойдя от стойки, он сразу нацепил очки, однако его лицо успело привлечь внимание.

Васкес нравился женщинам. И сразу по прибытии в страну он имел возможность лишний раз в этом убедиться. Уже в аэропорту к нему приблизилась молодая женщина из тех, кого легче уложить в постель, чем настоящую проститутку.

— Простите, — обратилась она к нему с неопределенным акцентом, возможно, скандинавским. — Мне кажется, вы тоже впервые в Африке!